Весна плавно перетекла в лето – и в июле 1901 года на город кувалдой обрушилась жара.

На улицах замертво падали лошади. Кареты скорой помощи переезжали от дома к дому, собирая жатву пострадавших от теплового удара. Городские парки превратились в импровизированные дортуары: все пытались найти место, где было бы достаточно прохладно, чтобы поспать.

В душной подвальной комнатенке неподалеку от Бауэри-стрит молоденькая прачка по имени Анна Блумберг безуспешно пыталась успокоить своего маленького сына Тоби. У нее не было ни цента, чтобы купить льда, хотя бы кусочек, и плач Тоби становился все слабее и слабее. Совершенно парализованная страхом, Анна совсем уже было решилась отправиться на поиски управляющего, который весьма недвусмысленно дал ей понять как чего бы ей хотелось от нее получить, так и того, что он готов за это заплатить, когда в дверь неожиданно постучали.

На пороге стоял торговец льдом, и с огромной прозрачной глыбы у него на плече стекали капли воды.

– У вас холодильный ящик есть? – спросил он вместо приветствия.

Она лишь ошеломленно смотрела на него.

– Послушайте, – произнес он, теряя терпение, – одна дама дала мне пять долларов за то, чтобы я пришел сюда. Вам лед нужен или нет?

Льда оказалось столько, что он целиком заполнил не только холодильный ящик, но и лохань для стирки. Завернутый в прохладные пеленки, Тоби успокоился и наконец взял грудь.

– Рослая такая девушка, на Элдридж-стрит, – ответил разносчик, когда Анна, всхлипывая от облегчения, спросила у него, кто же заплатил за это чудо. – Имени она не назвала.

Но Анна знала, кто это был. Она знала это еще до того, как спросила.

В дневное время Маленькая Сирия напоминала больницу под открытым небом. Мужчины подремывали под навесами и под козырьками на крылечках, дюйм за дюймом перемещаясь вслед за тенью. Ребятишки обоих полов с молчаливого согласия матерей на время отбросили благопристойность и носились по улицам в нижнем белье. Заведение Фаддулов вместо кофе предлагало сельтерскую воду – Саид отпускал ее по центу за стакан, в то время как Мариам переходила от одного многоквартирного дома к другому, справляясь о тех, кому приходилось тяжелее всего: малышах, больных и стариках. Вдохновленные ее примером, те, у кого имелись излишки льда, принялись обносить им тех, у кого его не было; делились друг с другом также и едой, которая в противном случае грозила испортиться. Закончив с обходом, Мариам зашагала по улице, намереваясь перехватить повозку торговца льдом по пути на склад на Кортланд-стрит. Возможно, ей удастся убедить возницу поехать на юг…

– Осторожно! – крикнул ей один из мужчин с крыльца поблизости.

Мариам остановилась, вздрогнув от неожиданности. Мужчина указал на распахнутую дверь лавки «АРБЕЛИ И АХМАД. РАБОТЫ ПО МЕТАЛЛУ», мимо которой она собиралась пройти. И только теперь Мариам ощутила волну убийственного жара, которая изливалась из недр лавки на тротуар перед ней.

Мариам, поморщившись, опасливо заглянула внутрь. Арбели нигде поблизости видно не было: судя по всему, он предпочел покинуть свой пост, нежели упасть в обморок, – зато перед наковальней, зажав раскаленную добела металлическую заготовку щипцами и мерно ударяя по ней молотом, священнодействовал его партнер. Даже сам воздух вокруг него шипел от жара, но он, казалось, от души наслаждался этим.

Мариам поежилась, несмотря на жару. У нее возникло чувство, что она совершает что-то непристойное, наблюдая за ним так пристально, пусть и через открытую дверь. Ей не раз доводилось слышать, как ребятишки перешептываются, обсуждая их с его подругой прогулки по крышам. «Кто она такая? – Не знаю. Кажется, ее зовут Хава». Сама Мариам в эти разговоры никогда не вступала, хотя могла бы рассказать им об этой рослой молчаливой женщине, тоже обладавшей пугающими способностями, едва ли не всё. От роли хранительницы секретов этой парочки ей было не по себе. Иногда она мельком видела его где-нибудь на улице, и сердце ее на мгновение ледяным обручем сжимал безымянный страх – как будто он затевал какую-нибудь ужасную каверзу, а не вопреки очевидности просто шел куда-то по своим делам. Привыкнет ли она когда-нибудь к его присутствию среди них? И хочет ли привыкать?