— Ну ладно! Пап, я её сила! — соглашается Никита, встав рядом с сестрой. — Фис, у него что-то в пакете, — шепчет ей. — Пахнет вкусно.

— И что это у тебя в пакете? — спрашивает моя надсмотрщица.

— Ватрушки, — отвечаю, указав на пакет с несколькими штучками.

Татьяна мне хотела больше дать, но много выпечки никому не полезно. А мои к тому же в том, что содержит творог, совсем меры не знают.

— Ватрушки? — облизывается моя любительница молочных продуктов. — А какие?

— С творогом, — отвечаю, и она сдаётся. — Давайте чай ставьте, — протягиваю им пакет с выпечкой матери Яры и их бабушки по совместительству. Никита хватает пакет и вместе с сестрой убегает на кухню.

— Как ты долго, — тянет уже моя сестра. — Я думала, уже останешься у неё.

— Закончил работу, отвёз её, взял ватрушки и вернулся, — отвечаю, сняв обувь и взглянув на неё. — Ведёшь себя, как ревнивая супруга.

— Я не ревнивая супруга, — надувается она. — Я обеспокоенная сестра. И… и тётя, — с вызовом бросает.

— И что эта обеспокоенная сестра и тётя думает?

— Думает, что нам кранты! — рычит она и подходит ближе ко мне, зашипев. — Ты собираешься ей сказать про них? Отдать?

— Сказать — да. Отдать — нет. Быть всем вместе — да, — коротко отвечаю.

— А я?

— Что ты?

— Что будет со мной, когда вы сойдётесь? — опускается на пуфик расстроенно. — Лев, мне придётся съехать. Я это понимаю. Но я не готова к этому.

— Я куплю тебе хорошую квартиру, — успокаиваю, погладив её по плечу.

— Анфиса и Никита — всё, что у меня есть, — вздыхает Стефания, и в уголках её глаз появляются слёзы. — Я целыми днями занимаюсь ими. Я живу ими. Что мне делать, когда у них появится мама?

— Ты можешь быть с ними. Никто не запрещает тебе приходить и общаться с ними. Анфиса и Никита любят тебя и понимают, что многое им позволено лишь благодаря тебе. Я бы сам не справился. Одного отвези туда, другого туда. Будь готов забрать раньше.

— Ты не понимаешь, Лев, — слеза всё же скатывается по её щеке, а после по подбородку. — Это другое. Я потеряла дочь, которой отдавала всю себя. Теперь твои дети. Я тоже их потеряю. Зачем я буду им нужна, когда у них появится мама? Она будет ими заниматься.

— Они всегда будут тебя любить, Стефи!

— Я весь вечер думала, — берёт меня за руку и внимательно заглядывает в мои глаза. — Лев, если я решусь — ты оплатишь мне ЭКО? Если у меня будет свой ребёнок, то мне не так больно будет терять вас троих.

— Ты хочешь сделать ЭКО? — на колени перед ней становлюсь, чтобы на одном уровне с ней быть.

— Возможно, — опускает взгляд. — Я не уверена. Это будет чужой ребёнок. Да, мой. Но от чужого мужчины. Я не уверена… Но ты оплатишь? Это дорого, и у меня нет столько сбережений.

— Стефи! Я оплачу тебе всё, что ты захочешь! Хоть суррогатную мать!

— Нет! Я хочу сама выносить и родить! — восклицает она. — Но я не уверена.

— Только скажи, и я сведу тебя с врачами!

— Спасибо, — быстро целует в щеку. — Но папе лучше не говори. Хорошо?

— Без проблем! — отзываюсь и за руку тяну её на кухню. Уж плюшки и Фиска с Никитой должны поднять ей настроение.

И заходим мы на кухню ровно в тот момент, когда дети кусают одну ватрушку с двух концов и решают спрятать её обратно в пакет.

— Чай готов? — решаю оставить это без внимания. Ну, укусили и укусили. Я в том, что готовила Татьяна Громова, уверен на сто процентов.

— Да!

— Тогда я достану пока ватрушки, — объявляю и заглядываю в пакет, обнаружив, что половина ватрушек надкусана с двух сторон.

— Это мышь, пап, — хлопает меня по плечу Никита. — Не мы. Ты их такими уже купил, — ещё в глаза мне так уверенно смотрит, но с явной виной и страхом, что я догадаюсь.