Я лежала в кровати, смотрела в свой идеально-белый потолок и размышляла о вселенской несправедливости.

То есть утро, определенно, не задалось.

Голова болела. И что-то еще, внутри, поселившееся там из-за Вероничкиных слов. И от этой, второй боли, аспирин не помог.

Неужели я такая… никакая? Действительно не привлекаю мужиков и не умею их готовить? Не соответствую безмолвным требованиям современности?

Если честно не слишком задумывалась об этом. Когда? Я работала со второго курса института, и с каждым годом карьера только набирала обороты. К тридцати не обзавелась  семьей и детьми, с подругами тоже не очень - Ника, разве что, осталась. С ней мы в одной группе в институте учились, а теперь хоть раз в месяц, но  встречались. Но я не так уж безнадежна!

Был у меня и опыт совместной жизни, и поклонники, и желания… И чисто девочкины мечты! Просто это как-то все стиралось в водовороте событий и бесконечного количества дел. Я и не заметила, что в последние годы явления мужика народу, в моем лице, становились все реже... 

То есть Верончика права?  И женщина, приближающаяся к своему тридцатилетию, начинает вырабатывать какое-то отталкивающее поле? И я не смогу даже на одну ночь мужчину себе организовать?

Эта мысль всерьез обеспокоила. 

Я может быть и не стала доказывать что-то идиотам, придумавшим эту статистику. Или Веронике. Но самой себе доказать, что я еще ничего - и нет ничего такого ни в моем возрасте, ни в поведении, что мешает мне быть счастливой в личной жизни  - надо.

Этим и займусь прямо сегодня...

Вижу цель, вижу препятствия, но все равно иду туда - это про меня. Да и цель оказалась под боком, пора воспользоваться. Я порылась в интернете и позвонила Глебу Львовичу. На концерт его пригласила.  А на концерте положила ладошку на глебольвовичное колено, чего прежде не делала. Раз выражать интерес, так выражать...

Мужчина напрягся.

Я колено погладила и нежно - надеюсь - улыбнулась.

Мужчина дернул кадыком и впился взглядом в сцену, на которой, кстати, ничего особенного не происходило.  Не считая каких то немыслимых страданий, написанных на лице во-он у того виолончелиста.

Я взяла мужскую руку и переплела свои пальцы с его.

Глеб судорожно вздохнул и сел еще прямее.

Фантазируя на тему того, что он меня  хочет-аж-не-может, потому так и реагирует - боится сорваться и наброситься на меня прямо в концертном зале - я царапнула мягкую ладошку, столь удачно оказавшуюся под пальцами.

Глеб, кажется, выдохнул ругательство.

Прелесть какая. “Рык-рык, моя”. 

- Аделаида... - сказал мой спутник с придыханием, когда концерт закончился, и мы вышли в холл.

- Да? - кокетливо наклонила голову. Сегодня я оставила волосы распущенными и даже не надела пиджак. 

- … так продолжаться не может, - сурово ответил настоящий мужик.

- Да-а… - прошептала я. И чего ждали так долго? Вон какая страсть!

- Я полагал, что ты не такая! - голос “настоящего мужика” вдруг поднялся на пару октав. - Непозволительно так себя вести и нарушать мое личное пространство! Я же не давал повода! 

- Э-э… - недоуменно моргнула пару раз и подавила желание прочистить уши - вдруг неправильно его поняла. Разве не должна это была быть моя реплика? - Глеб, ты же не хочешь сказать, что… хм, беспокоишься за свою честь?

- Вот именно! - взвился, - А у тебя, похоже, и понятия о ней нет!

И, взмахнув волосами… то есть лысиной, ушел.

Я со скрипом распрямила кокетливую свою голову и уставилась в удаляющуюся спину. Это что только что было? Та самая статистика, которая, похоже, превращается в проклятие?