Я замолкаю, следя за происходящим широко открытыми глазами. Воздух под бабушкиными руками начинает искриться. Становится видимым, как в жару над асфальтом. Из пальцев бабушки вытягиваются тонкие лучи, при движении они переплетаются в замысловатую сетку. Бабушка останавливается, щелкает пальцами, женщина вскрикивает.

– Подожди, милая.

Бабушка берет баночку и обтирает тело соседки росяной водой.

– Ну а теперь вставай!

– Анна Георгиевна, да что вы!

– Вставай, вставай! Ишь, разлеглась, совсем обленилась, пока болела, – бабушка улыбается, шлепает тетю Веру по раскрасневшейся спине.

Женщина опирается на руки, пытаясь подняться.

– Ой, ноги шевелятся! – тетя Вера начинает плакать.

– Вставай, кому говорю! – бабушка помогает ей встать. – Иди!

– Анна Георгиевна, страшно.

– Иди!

Женщина пытается идти, держась за бабушкину руку. Ноги еще плохо слушаются, но с каждым шагом походка становится все увереннее и тверже. Пройдя круг по лужайке, соседка садится на землю и опять начинает плакать.

– Ба, а почему она плачет?

– Радуется, миленький, – добрые руки гладят меня по голове, – радуется и плачет.

Я ничего не понимаю, но молчу.

– Ну, хватит, пойдем домой, – бабушка опять помогает тете Вере подняться. Та хватает ее руки и начинает целовать. Она громко рыдает.

Ох уж эти взрослые! Все у них не как у людей.

Они идут к дому. Я семеню рядом.

– А как же сказка, бабушка?

– Потом, миленький, вечером.

И я жду вечера. Я знаю, что, когда лягу спать, бабушка сядет рядом, положит руку мне на голову и, мягко поглаживая волосы, продолжит начатую сказку.

Сказки, бабушкины сказки… Кажется, нет такой травинки, такого камешка, такого облачка, о котором она не знала бы преданья. Колдунья. Лишь сейчас я понимаю, что это значит.

Сегодня бабушка впервые позволила мне по-смотреть, как она работает с больными. Собственно, не позволила, а просто не отослала погулять. Я лежу в постели, чувствую прикосновения ее теплых рук, слушаю сказку.

…Как-то вышла лесная фея к пастуху. Увидел он ее и полюбил без памяти. Стали они встречаться каждый день, и наделила фея пастуха даром целительства. Раскрыла ему тайны трав и цветов, деревьев и мира камня.

– Бабушка, а почему фея не ушла к людям?

– Не может лесной дух жить с людьми, ему простор нужен. Ну ты слушай.

…Начал пастух лечить людей. И брал за это большие деньги. Перестал стадо пасти, разбогател. Все реже и реже приходит на лесную полянку, где ждет его фея. А потом и вовсе позабыл о ней.

Сидит фея в кроне дерева, ждет своего пастуха. Капают слезы из ее глаз, чем больше их, тем меньше она становится. Так вся слезами и изошла. А где слезы падали, там выросли ромашки. Стоят они, тянут к солнышку руки-стебельки, роняют лепестки-слезинки: любит – не любит, придет – не придет. Чувствуют слезинки людскую боль и помогают каждому, кто с чистой душой просит о помощи.

– А пастух, бабушка? – спрашиваю я сквозь сон.

– Не знаю, миленький. Говорят, уехал он в далекие страны да и пропал там. Ну, спи.

Я засыпаю.

Серые монастырские будни. Учение. Работа. Службы. Долгие беседы с Учителем, чужой язык. Ночные часы в библиотеке. Зачем я здесь? В каких мирах, в каком времени это все началось? Куда ведет избранный путь?

Для меня все началось в те далекие дни, когда непоседливый пятилетний мальчишка пытался постичь тайны жизни, секреты народной мудрости с помощью сказок, разъяснений и действий своей прабабушки Анны Георгиевны Бибиковой. По одной ей известной причине она остановила свой выбор на беловолосом любопытном правнуке, изрядно надоедавшем взрослым своими «зачем» да «почему» и совавшем нос в любую щель, то есть на мне.