И Тень удалился, не дожидаясь его согласия. Они в очередной раз не оставляли Хабергу выбора.

– А Йенсен совсем не прошибаемый! – Рассмеялся Томас и хлебнул остывшего кофе. – Меня после увиденного пришлось бы в отделение поднимать с инфарктом, а ему хоть бы что. Вот ведь старый хрен!

Хассе стоял посреди коридора, где внешне уже ничего не напоминало о вчерашних событиях, и прокручивал в голове картинки произошедшего. Все будто снова повторялось в его голове в мельчайших деталях: труп Петтера, озверевшие Тени, парнишка в плаще, кровь на стенах, оторванные головы. Он, кажется, даже ощущал те же самые запахи, которыми пропитался здесь вчера буквально каждый сантиметр пространства.

– Он всю ночь тусовался здесь с полицейскими, а с утра, как ни в чем не бывало, свеженький, отправился домой. И еще пожелал мне доброго утра! «Доброго» – представь себе! – Сокрушался Томас. – Ладно, чего стоять тут, пошли внутрь. – Позвал он Хассе. – Наверное, стоит закрываться на ключ во время ночного дежурства. У меня нет столько здоровья, как у Йенсена. Нет, ты только представь: у него под носом людей нашинковали, как на салат, а он ни сном, ни духом! Услышал шум, выглянул – тут кровавое месиво. Кем надо быть, чтобы не тронуться умом от увиденного?!

Хассе вошел следом за Томасом в помещение и прикрыл дверь.

– А ты? – Спросил он, когда они прошли мимо комнатки дежурного в патологоанатомический отсек. – Ты сам видел, как тут все было?

– Нет, – поморщился коллега. – Бог отвел. Но мне немного рассказал Йенсен и полицейские.

– Тебя тоже допрашивали?

– Инспектор Лундин немного поболтал со мной.

– И что спрашивал?

– По какому графику работаем. – Томас сел прямо на стол и пожал плечами. – Кто и за что несет ответственность, какие двери запираем, не заметили ли чего-то странного в последнее время, что касалось этих трупов, и не проявлял ли кто-нибудь к ним особенный интерес.

Хассе достал из пакета сэндвичи, купленные в кафе по дороге из школы в клинику:

– А ты?

– Сказал все, как есть. – Ответил Томас, откусив сразу половину сэндвича. – Что все мои выводы в отчетах. И что Петтер еще не совсем «остыл» к этой жизни. – Он хрюкнул довольный тем, как пошутил.

– Так что здесь, все-таки, произошло? – Спросил Хассе, открыв крышку своего стакана и досыпав в него сахара прямо из банки, стоявшей на столе. – Как ты думаешь?

– Думаю, кто-то очень не любил этих троих. – Вздохнул Томас, глядя, как Хаберг крутит свой стакан, пытаясь размешать сахар без помощи ложки. – Он притащил их сюда и покрошил на части, чтобы оставить какое-то послание полицейским. Не успел только расправиться с третьим – Йенсен прервал его показательную казнь.

– А Йенсен видел того, кто это сделал?

– Нет. – Томас махнул рукой в сторону коридора. – Этот псих каким-то образом отключил камеры и часть освещения в коридоре, так что никто теперь не знает, был ли он один, и как выглядел.

– Жаль. – Сказал Хассе, уткнувшись взглядом в кофе.

– Лундин сказал, что тому, кто все это провернул, вроде тоже досталось. – Хмыкнул Томас. – Только непонятно от кого.

– Досталось?

– Они нашли кровь на снегу. Там, за дверью.

Жар ударил в голову Хассе. А ведь он мог оставить кровавые следы до самой стоянки. Там ведь не было камер? Он не помнил. Кажется, не было. Доктор нес парня до машины, и все это время с него могла стекать кровь. «А где мои ботинки? Дома, в коридоре, я помыл их с чистящим средством. Но у полицейских могли остаться отпечатки подошв…»

– Если бы не это обстоятельство, я вообще бы решил, что это жмурик Петтер выбрался из холодильника и сам расправился с другими жмурами. – Хохотнул Томас, приканчивая сэндвич. – Но этот чертяка лежал себе на полу – в том же чехле, в который я его вчера с любовью упаковал после вскрытия. Не тронутый, как гребаный рождественский подарок – не хватало только банта!