Генеральша царственно направилась к выходу.

Дамы уселись в сани, поджидавшие их, укрывшись меховым покрывалом. Возница гикнул, сани скрылись под свист полозьев. А вместе с ними исчезла последняя надежда. Фёдор Павлович ощутил это сердцем. Ни на кого не глядя, он поехал переодеваться.

У выхода с катка дожидалось семейство.

– Где Алексей? – спросил Фёдор Павлович, швырнув Симке ботинки с коньками и ком одежды.

– Простился, – осторожно сказал Митя.

– Просил передать, чтобы его не беспокоили, – беззаботно ответил Иван.

– Попридержи язык! – рявкнул Фёдор Павлович и осёкся, видя, как на лице сына появилась холодная почтительность. – Прости, Ваня, устал… К тебе будет дело.

– Слушаю, отец, – ответил Иван, как полагается послушному сыну, обиду затаив.

– Остаёшься в Москве.

– Но отец…

– Не спорь! – опять повысил голос Фёдор Павлович и сменил тон: – Пожалуйста, не спорь. Тебе поручения. Первое: делай что хочешь, но вытащи Алёшку из монастыря. Хоть жени его, хоть… Второе: познакомься с владельцами катка, дальше сам знаешь…

– Хорошо, но…

– Никаких «но», Иван. Без Алёшки не возвращайся и вообще раньше трёх месяцев не возвращайся. Жить будешь в доме на Пресне. В гостиницы не смей соваться. Театры и прочее веселье попридержи. Получишь тысячу на расходы, должно хватить, если не промотаешь сразу…

Иван был мрачен.

– Как же состязания в феврале? – спросил он. – Я хотел участвовать.

– Выступишь на состязаниях здесь. Кроме бега у них в программе будет фигурное катание.

– А забегами кто будет заниматься? Митя?

– Не твоего ума дело, – отрезал Фёдор Павлович и смягчился: – Протасов давно напрашивается. Справится.

– Протасов? – Иван позволил себе ироничную ухмылку. – Ну-ну…

– Обсуждать нечего. Вопрос решён. Митя, езжай на вокзал за билетами, возвращаемся в Петербург сегодня… нет, послезавтра вечером.

– Сделаю, отец, – ответил сын.

– Симка, упакуешь чемоданы.

– Не беспокойтесь, барин…

– И вот что… Отправишься на Кузнецкий Мост, купишь у «Сиу» печенья, ну и прочего. С собой в дорогу. – Фёдор Павлович протянул два червонца.

– Ваш любимый сорт знаю. – Бумажки юркнули в варежку Симки.

– Не жалея бери. Разного. Сахар ванильный не забудь, у них отменный.

– Помню, барин, помню.

Не простившись, Фёдор Павлович отправился неторопливым шагом в сторону московского университета, не замечая глубокого снега, в котором утопали ботинки тонкой кожи. Ему требовалось многое обдумать.

Симка дёрнула Митю за рукав.

– Это кто ж такая? – спросила она.

– Вам-то что за дело, драгоценная Серафима?

– Любопытно, что за краса.

– Ох уж это женское любопытство.

– Митенька, не томи…

– Мадемуазель Гостомыслова, Надежда Ивановна, генеральская дочка.

– Надо же… Как узнал?

– Самым верным способом: у её горничной.

– А проживают где?

– Что же за допрос, Серафима?

– Ну скажи, Митенька, драгоценный наш.

– В своём доме на Малой Бронной, – ответил Митя и подхватил Ивана под руку. – Ну что, братец, как Алёшку будем выручать?

Ботинки с коньками мотались в руке Ивана подстреленными птичками.

– Так поступить со мной, – проговорил он. – Вышвырнуть из дела, прогнать из столицы, лишить состязаний. И ради чего?

– Не страдай. Спасёшь Алёшу и вернёшься. Будут у тебя состязания.

– Так подло…

– Помалкивай. – Митя дружески толкнул брата плечом.

– Выгнать в разгар сезона…

– Наверстаешь в следующем… Извозчик! – крикнул Митя и осёкся: – Тьфу ты, у них же тут в Москве ямщики… Ямщик!

Он умело свистнул пальцами.

Иван обернулся. На катке скользила беззаботная московская публика, не ведая чужих горестей. И пробормотал еле слышно: