Самое примечательное в этой истории, что когда мы возвратились на борт «Витязя», то обнаружили, что в буровом устройстве остался приличный керн, выбуренный из скальной породы. Так впервые было проведено бурение дна с подводного обитаемого аппарата. Что же касается Ракитина, то он, довольно невозмутимо выслушав наши весьма эмоциональные замечания по поводу надежности его системы, через пару дней довел ее до кондиции, так что при последующем бурении никаких аварийных ситуаций на дне уже не возникало.

За свою трудовую жизнь «Аргус», созданный инженерами Опытно-конструкторского бюро Института Океанологии, использовался для геолого-геоморфологических изысканий морского дна, изучения подводной флоры и фауны, микробиологических и гидрооптических исследований, археологических поисков. Был в биографии «Аргуса» и трагический эпизод, когда в 1986 году он участвовал в поиске и подъеме тел погибших в катастрофе теплохода «Адмирал Нахимов». Сейчас «Аргус» установлен на постаменте в самом центре Москвы, у входа в Государственный геологический музей имени В.И. Вернадского РАН.

Мне довелось участвовать в погружениях на всех типах подводных аппаратов, которые были на вооружении в нашем Институте океанологии. В 1988 году в рейсе научно-исследовательского судна «Академик Мстислав Келдыш» на аппарате «Мир-1» я погружался на довольно большую глубину – четыре с половиной километра в Северной Атлантике на подводном хребте Мадейра-Торе.

Кстати, с этим погружением связана забавная история. Самый первый мой авторский вечер в Израиле в 1991 году вел мой друг поэт Игорь Губерман, который представил меня странным образом. Он сказал: «Вот, Городницкий, песни, стихи, это вы все знаете. Я вам сейчас скажу то, чего вы вообще не знаете. Так вот, слушайте меня внимательно. Городницкий – первый еврей в мире и пока единственный, который погружался в океане на глубину четыре с половиной километра». В зале раздались бурные аплодисменты. На следующий день некоторые иерусалимские русскоязычные газеты вышли с моей фотографией и подписью «Наш Гагарин». Я страшно обозлился, позвонил Губерману и с употреблением столь любезной его сердцу неформальной лексики сказал все, что я о нем думаю. Он сказал: «Старик, что ты злишься? Ты проверь!»

Действительно, возвратившись в Москву, в своем родном институте я разыскал документы, чтобы узнать национальность погружавшихся. Среди них были канадцы, американцы, французы, немцы. Однако евреев как будто не было. Был, правда, канадец с подозрительной фамилией Фишер, но он оказался немцем. Я уже выходил в финал, когда вспомнил, что на моем первом погружении вторым пилотом был Саша Подражанский, как и я, Александр Моисеевич. Я прибежал в отдел кадров, выпросил его личное дело, дрожащими руками развернул анкету. Слава богу, не годится, мама – русская. Так я остался первым евреем в мире, погружавшимся в океане на большие глубины на подводном аппарате. Но, как сказал на моем пятидесятилетнем юбилее мой друг, замечательный писатель Фазиль Искандер, с рюмкой в руках: «Это не считая утопленников…»