То есть сделали все, чтобы музыка отца была забыта, причем забыта основательно.

Папа был объявлен «скучным, несовременным, хорошим органистом, но не заслуживающим особого внимания композитором».

И оттого, что подобное говорилось самими детьми Баха, его лучшими учениками, занявшими почетные места на европейском музыкальном олимпе, эффект был именно таким, которого можно было исторически ожидать.

Им, детям, удалось-таки «выбросить» папу и его музыку из истории музыкальной культуры своего времени.

Великим представителем музыкальной культуры времени Баха остался Георг Филипп Телеманн.

Бах же был представлен как выдающийся органист, но не очень значительный сочинитель скучноватой и чрезмерно рассудительной церковной музыки времен Телеманна.

Общественной значимости после смерти ее создателя музыка Баха-отца не обрела, но все же стала предметом изучения некоторых музыкальных исследователей послебаховского времени.

Судя по всему, некоторые более глубокие исследователи, знакомясь с музыкой И.С. Баха, испытали потрясение, но оставили его при себе. Не желали быть белыми воронами среди общепринятого тогда цвета нормальных черных птиц.

И конечно же, возникает вопрос (думаю, вопрос этот уже висит на кончике языка у читателя):

ДА КАК ТАКОЕ МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ?

Они что, эти сыновья Баха, с ума сошли, что ли? А может быть, они просто негодяи?

А быть может или даже скорее всего, бездари, так и не понявшие, кем был их отец?

А может, завистники, как Сальери?

Нет, не завистники и не бездари. Не сошли с ума. Они поняли что-то очень важное в этой жизни. То, что понял пушкинский Сальери. Именно его мысль, мысль, высказанная Сальери в «маленькой трагедии», может объяснить нам поведение сыновей Себастьяна Баха после смерти отца.

Помните? Главной причиной необходимости уничтожить Моцарта Сальери называет невозможность продолжить его традицию, ибо для этого нужно, чтобы родился еще один Моцарт.

Наследника нам не оставит он.

Дети И.С. Баха были талантливы. Очень талантливы. (Да просто достаточно послушать их выдающуюся музыку.)

Они были настолько талантливы и так глубоко понимали музыку отца, что осознали одну вещь, поняли именно то, чего так опасался А. Сальери в отношении Моцарта.

И.С. Бах не оставил наследника.

Ни один из его выдающихся сыновей не является в этом смысле наследником, ибо не в состоянии продолжать традиции отца. И не только сыновья. Никто не может и никогда не сможет.

Уже через много лет после Баха другой – пожалуй, единственный в истории музыки гений, который приближается к нему по грандиозности (а пожалуй, даже и равный ему), Людвиг ван Бетховен, познакомившись (только для себя) и осознав баховскую музыку, произнесет самое глубокое из всего, что сказано о Бахе: «Не ручьем, а океаном должен он зваться!» (Игра слов: «Бах» по-немецки – «ручей».)

Из океана ничего не вытекает, в него все впадает, океан – могучая законченная структура.

Именно это поняли и сыновья Баха. Они осознали, что в эту сторону продолжения и пути нет. И я прекрасно понимаю, что у Бетховена не было возможности познакомиться со всей музыкой Баха (вся музыка не найдена и сейчас). Иначе Бетховен мог бы сказать, что Бах и Ручей, и Океан.

Знакомство с музыкой Баха вырвало целый год из жизни Моцарта. Он, Моцарт, написал за этот год немало бездарной (!!!) музыки, пытаясь подражать великому Себастьяну. (Здесь я испугался слова «бездарной», оно с трудом воспринимается рядом с абсолютным символом гениальности – именем Моцарта. Скажем лучше: неинтересной музыки.) Ибо Моцарт, с его невиданной гениальностью, должен был испытать потрясение, когда играл для себя баховскую музыку.