В день истечения контракта он подал на развод. Она плакала и умоляла передумать, а он грубо ответил, что ему не нужна порченая баба, целый месяц трахавшаяся с немолодым профессором за квартиру. Да, квартира у нее теперь действительно была. Однокомнатная, просторная, светлая квартира в одном из спальных районов. А вот семьи не было. Лишь огромный шрам от предательства, проходящий через всю душу.

Ее муж был ее первым мужчиной, Мефистофель – вторым, а сколько их было потом, она не помнила, потому что никогда не считала. Несмотря на то что с каждым новым романом она заключала некий новый договор, пусть и не прописанный на бумаге, и однокомнатная квартира была счастливо поменяна на двухкомнатную, куплена неплохая машина, освоены заграничные курорты и модные бутики, на руинах прошлого построена новая жизнь, совершенная много лет назад ошибка была ей совершенно очевидна.

Понимал ли он, что тоже совершил ошибку, жалел ли о ней? На эти вопросы можно было ответить только здесь, в «Оленьей сторожке». И эта возможность виделась ей и наградой, и наказанием одновременно.

На горе было ветрено. Патриция сто раз похвалила себя за правильно выбранный теплый костюм и тот самый бафф, который она так предусмотрительно купила, но мороз, усиленный ветром, все равно кусал лицо.

Путешествие на вершину склона на подъемнике оказалось захватывающим приключением. Патриция вертела головой и то и дело ахала, как от красоты, открывающейся ее глазам, так и от все увеличивающейся пропасти под ногами. Высоты она боялась. Руками в теплых перчатках она держалась на металлические прутья крепко-крепко, и все равно внутри все сладко замирало от ужаса, который она старалась не показывать сидящему рядом Павлу.

Тот, казалось, ее замешательства не замечал, а сам и вовсе его не испытывал. Сидел спокойно, ни за что не хватался, в руках держал лыжи с палками и вообще вел себя как заправский горнолыжник, которым, собственно говоря, и являлся. Его спокойной уверенности Патриция немного завидовала.

– А как вас близкие зовут? – спросил вдруг он. – Честно говоря, ваше имя звучит несколько необычно для российского уха.

– Близкие? – не поняла она.

– Ну, родители или муж.

– У меня нет ни родителей, ни мужа, – довольно сухо сообщила она, потому что тема эта была довольно болезненна, хотя с годами уже не причиняла такой боли, как раньше. Патрицией меня назвал папа и звал всегда полным именем, потому что оно ему очень нравилось. Мама и бабушка предпочитали вариант Пат, брат дразнил Тришкой, словно я соседская собачонка. Друзья называют по-разному, кто Пат, кто Триш, муж использовал первый вариант, пока мы с ним не развелись. Некоторые предпочитают полное имя. Я привыкла, поэтому мне все равно.

– Можно звать вас Триш? Мне это напоминает английский детектив, – улыбнулся он.

– Любите детективы? Я тоже, – оценила Патриция, – зовите, как хотите.

– С вашими родителями что-то случилось? – спросил собеседник. – Про развод с мужем я уже понял.

– А вы довольно бесцеремонны. Да, родители умерли. Так уж случилось, что один за другим. Довольно давно. Остался брат, но мы с ним не особо близки.

– Когда я остался один, это оказалось тяжело, – признался вдруг Павел, и Патриция с изумлением посмотрела на него. Подобных откровений она не ожидала. – Моя бесцеремонность связана с тем, что мне до сих пор интересно, как реагируют на трагедию, унесшую их близких, разные люди. Я оказался не готов.

– У вас тоже умерли родители?

– Нет, родители, к счастью, живы. Хотя отношения у нас с ними тоже не очень хорошие. Я потерял жену, и вот уже шесть лет никак не могу с этим смириться. Несчастный случай.