Костя всхлипнул и, оторвавшись от него, вытер рукавом глаза.

– А можно мне завтра домой сходить за вещами? – спросил робко.

– Конечно. – Сергей обрадовался, что тема сменилась. – Сходи. И еще знаешь что? Я машину на работе попрошу, мы все книги сюда перевезем, и вещи, и занавески мамины на окна повесим. А насчет комнаты я похлопочу. Может, еще удастся ее за тобой оставить. Ты уже парень взрослый. Год-другой – школу окончишь, институт, а там женишься, глядишь, куда ж вам с женой деваться тогда? Ничего. Не боись. Мне товарищи помогут.

Он успокаивал себя и Костика и удивлялся, что сам до сих пор не подумал о таком очевидном деле.

– Дядя Сережа усыновил меня после смерти матери, – спокойным голосом рассказывал Константин Коростылев. Высокий, широкоплечий, в черном военно-морском мундире, капитан второго ранга в кабинете Терентьева смотрелся очень солидно. – Это было в 1956 году, мне было четырнадцать лет. После смерти матери я остался один, и, по идее, меня должны были в детский дом забрать, потому что родственников не было. Спасибо дяде Сереже, пожалел сироту.

– А почему он решил вас усыновить? – подался вперед Терентьев. – Его мучила совесть, что он так и не нашел убийцу вашей матери?

– Нет. Хотя совесть его, безусловно, мучила, а еще больше жажда мести. Но усыновил он меня не поэтому. Незадолго до маминой смерти они решили пожениться. Отца я никогда не знал, он ушел на фронт в первые дни войны, мне тогда было несколько месяцев от роду. Так что дядя Сережа заменил мне отца. Он долго за матерью ухаживал, несколько лет, стеснялся очень. Мы с ним успели подружиться. Поэтому, когда маму убили, он меня сразу к себе забрал. Сначала просто так, чтобы я один не оставался. Потом уже усыновил.

– Постойте, вы сказали, что Коростылев и ваша мать находились в близких отношениях?

– Совершенно верно, – кивнул Коростылев, не понимая, что не устраивает майора.

– Как же ему поручили вести дело об убийстве, если у него был личный интерес?

– Об их близких отношениях с мамой на службе у дяди Сережи никто не знал, а он всячески скрывал этот факт, чтобы у него не отобрали дело. Знал только лейтенант Николаев, но он Сергея Игнатьевича боготворил, все был готов для него сделать. Он нас не выдал, хотя это и грозило большими неприятностями.

– Та-ак. Ясно. – Терентьев что-то пометил в блокноте. – Мы изучили материалы дела. Насколько я понимаю, у Сергея Игнатьевича все же имелись несколько подозреваемых, но доказательства вины ни на одного из них он найти так и не сумел?

– Да. Он вынужден был закрыть дело. Но сам не успокоился. Дядя Сережа был уверен, что маму убил некто Кирилин, аспирант исторического факультета. Он много работал в мамином секторе, кандидатскую, кажется, писал. Сергею Игнатьевичу удалось установить, что из архива пропал документ – письмо XIX века, автор не известен. На место пропавшего кто-то подложил другую бумагу. Когда именно письмо исчезло, точно установить не удалось, но с папкой, в которой оно хранилось, незадолго до маминой смерти работал тот самый Кирилин.

Дядя Сережа был уверен, что все дело в письме. Но Кирилин утверждал, что он работал именно с этим, подложным, и другого не видел. Напирал, что документ подменили до него. Дядя Сережа в это не верил. Говорил, чувствует, что тот врет, но доказательств нет. Обыск в квартире Кирилина ничего не дал. Дело пришлось закрыть, но дядя Сережа сказал, что не успокоится, пока не выведет убийцу на чистую воду. А вскоре этот самый Кирилин исчез. Уехал летом на море проводить какие-то исследования, потом устроился там в рыболовецкий совхоз, а дальше исчез. Дядя Сережа даже сам туда ездил, выяснял, в чем дело. Но Кирилин как сквозь землю провалился.