– Вот и чудесно. Я попрошу тебя присесть на краешек кровати.

Он похлопывает по покрывалу, ставит туда саквояж, открывает и достает стетоскоп.

Пока доктор слушает ее сердечко, проверяет рефлексы, осматривает уши и глаза, Мейбл сидит тихо. К процедуре осмотра она относится со вниманием. Когда доходит черед до горла, она послушно открывает рот и говорит «а-а-а-а».

Доктор Харгривс сидит перед ней на корточках, скрестив руки на груди, и задает вопросы. Сколько ей лет? Есть ли у нее друзья и подруги? Может ли она сосчитать до десяти и обратно? Какие звуки издают свиньи, утки, коровы, собаки и кошки? Где живут лягушки? Вопросы продолжаются. На каждый Мейбл отвечает без запинки.

Наконец он выпрямляется и говорит:

– Отлично, Мейбл. Ты на редкость терпеливая пациентка. Должно быть, ты устала. Ведь тебе, полагаю, уже давно пора спать.

Мейбл отвечает ему застенчивой улыбкой.

– Можно мне вас на пару слов? – спрашивает доктор Харгривс у Элинор и предлагает отойти к окну, чтобы Мейбл не слышала их разговор.

Эдвард присаживается на кровать рядом с Мейбл.

– Здравствуй, принцесса, – говорит он, гладя ее шелковистые волосы.

– Здравствуй, папа. – Дочь смотрит на него доверчивыми глазами. – Зачем доктор пришел меня осматривать?

– Хотел убедиться, что у тебя отменное здоровье.

– А-а. А где няня?

– Разве мама тебе не сказала? – (Мейбл качает головой.) – Ей понадобилось уехать к своей маме, поскольку та неважно себя чувствует.

– Когда она вернется?

– Не знаю. Возможно, у тебя появится новая няня.

– Я не хочу новую няню. Я хочу маму.

– Твоя мама, принцесса, всегда с тобой, – смеется Эдвард. – У тебя будет и мама, и новая няня. Мама слишком занята, чтобы постоянно присматривать за тобой.

– Я больше всего люблю маму, потом тебя, а потом Элис. Нет, сначала Дилли, потом Элис. Раньше я любила Пэтча больше других, но он умер, и я уже не могу его любить. Папа, а давай заведем новую собачку, – просит Мейбл, хватая пухлыми пальчиками отцовский рукав.

Доктор Харгривс и Элинор возвращаются после разговора у окна.

– Я сейчас тебя уложу, – говорит Элинор дочери, а затем обращается к Эдварду: – Я скоро спущусь.

Она снимает покрывало и отгибает край одеяла. Мейбл забирается в кровать. Эдвард смотрит, как жена натягивает одеяло до подбородка Мейбл и плотно подтыкает со всех сторон. Потом она присаживается на кровать и нежно гладит светлые волосы дочери. У него сжимается сердце.

В гостиной задвинуты шторы, включен свет, пылает огонь в камине. Эдвард наливает доктору Харгривсу в бокал кларета. Когда приходит Элинор, он наливает и ей.

Врач откашливается.

– Физически Мейбл вполне здорова, – говорит он серьезным тоном; лицо у доктора Харгривса тоже серьезное, непринужденной улыбки – как не бывало. – Но я должен перейти непосредственно к делу. Сообразно описанным вами симптомам, я имею достаточно оснований подозревать, что у Мейбл одна из разновидностей эпилепсии. Среди детей такое встречается часто.

Эдвард перехватывает взгляд Элинор. В глазах жены он видит страх и потрясение, аналогичные его собственным.

– Но ведь не тяжелая форма! – восклицает Элинор. – С годами у нее это пройдет?

Доктор Харгривс проводит рукой по волосам:

– Этого я не знаю. Возможно. Я пока не заметил у нее каких-либо признаков умственного повреждения. Конечно, я не экс…

– Что значит «пока»? – резко спрашивает Эдвард.

– Смотрите. – Голос врача звучит мягко, примирительно. – Есть вероятность, что у вашей малышки ничего серьезного. Мейбл вся светится радостью, но я должен быть честен с вами. Симптомы, которые вы мне описали, они… из числа нетипичных. И ее галлюцинации – эта женщина с огненными волосами… Я слышал о подобных вещах, но еще ни разу не видел у столь маленького ребенка. Что это значит и какое воздействие окажет на ее растущий мозг, наконец, каким будет окончательный исход… я сказать не могу.