Эта ночь загадала еще больше загадок, задала больше вопросов, чем дала ответов. Но Когана это не смутило и не испугало. Он хорошо знал по своему опыту, что порой новые вопросы как раз и являются ответами или как минимум подсказками. Вопросы порой несут в себе гораздо больше сведений, чем кажется.

– Надо было просто взять с собой наших гавриков, чтобы они пальцем показали улицу и дом, – Буторин снял фуражку и пригладил седой ежик волос. – Теряем время. И как бы еще нам узнать, сколько этого времени осталось в запасе. Ситуация заставляет нервничать.

– Ты чего такой нервный стал? – Сосновский вышел из машины и стал рядом с товарищем. – У врага ситуация еще хуже. Они там в абвере лопухнулись и приказ не выполнили. Ты же видишь, что они торопятся, совершают ошибку за ошибкой.

– Есть и другой момент, – Шелестов оторвал взгляд от расстеленной на капоте «эмки» карты и посмотрел на деревню. – А если те, кто прикрывает эту операцию с переходом линии фронта, решат, что женщина много знает и вздумают ее ликвидировать? А заодно и агентов, которые умудрились попасть в наши руки? Тогда они просто с нетерпением ждут, когда мы привезем сюда Лыжина и Барсукова, и тут же прикончат их любым доступным способом.

– Иронизируешь? – Буторин недовольно надел фуражку и посмотрел на ближайший лес. – Если бы я не убедился за эти годы совместной работы, что ты чаще всего оказываешься прав, то давно бы уже написал рапорт отправить меня на фронт. Хоть в пехоту.

– Не напишешь, – улыбнулся Шелестов. – Ты же прекрасно понимаешь, что здесь от тебя пользы больше. А врагу от тебя здесь вреда больше, чем на передовой. Ротных командиров там хватает, а вот опытных и умных оперативников здесь недостает. Смирись, Виктор!

Оставив машину на краю деревушки, оперативники двинулись по заросшей травой улице. Колея еще просматривалась, но было ясно, что здесь уже давно не проезжала ни крестьянская телега, ни тем более машина. Улицы выглядели как давно нехоженые тропы в поле, да и дома смотрелись заброшенными. Мало здесь осталось жителей, да и те, скорее всего, были немощными стариками, с которых немцам и взять-то было нечего, на работу в Германию таких не погонишь.

Дом, который описывали перебежчики, находился на краю деревни. Дальше – заброшенный, заросший травой огород, от которого осталась только разваленная ограда из жердей. Потом спуск и небольшой луг, идущий до самого леса.

Вот и сгнивший сруб колодца. Шелестов осматривался и думал о том, что Лыжин, который хвалился приятелю, что знает эти места, так и не сумел толком описать местность и дом. А ведь он закончил разведшколу. Таким вещам его учили. А вот Барсуков, которого он приволок сюда раненным, заприметил несколько ориентиров, которые теперь помогли оперативникам.

Крыша просела и развалилась над сенями и пристроенным сараем. Стекла в двух окнах были почти целы. Разбитое стекло в одном окне заткнули каким-то старым пальто на вате. В другом две трещины через весь оконный проем заклеили полосками газеты на картофельном крахмале.

Шелестов вошел во двор. Точнее, в ту часть, которая была двором до войны. Только остатки забора и разросшийся кустарник напоминали, где здесь когда-то проходила граница.

Дверь в дом была закрыта, но никакого замка не было. Часто в деревнях подпирают дверь толстой палкой, чтобы в отсутствие хозяина в дом не забрались животные. Палки тоже не было.

Буторин пошел обходить дом вокруг, а Сосновский, достав пистолет, присоединился к Шелестову. Входная дверь открывалась, конечно, со страшным скрипом. Все эти три года ее никто не смазывал. Шелестову подумалось, что ее никто и не открывал.