К тому же тайна дарителя белых роз так и осталась неразгаданной...

И подчас не давала покоя, возвращая снова и снова к событиям прошлого.

– Вполне разумное предложение, – поддержал Дениз де Бланкар. – Если телеграфировать в Лондон сегодня – завтра получим ответ еще до прибытия поезда на Кейптаун. Весь вопрос в том, отпустят ли вас из госпиталя в нынешней непростой ситуации...

Вскоре в комнату возвратилась миссис Линч, экономка, с умытым и причесанным мальчуганом.

– А, вот и наш гость! – поприветствовал его де Бланкар задорной улыбкой. – Проходите, молодой человек, проходите.

Экономка же, подступив к нему боком, шепнула, сконфуженно сморщив лицо:

– Гостья, если быть точной, сэр.

– Гостья?

– Да, сэр, это создание – девочка.

Дениз, услышав эти слова, удивленно воззрилась на несуразного паренька... то есть на девочку. Тощая, загоревшая, с копной выгоревших на солнце волос, она казалась скорее диким тигренком с просторов африканского велда, нежели человеческим отпрыском. А уж на девочку в своих коротких штанах и рубахе и вовсе не походила...

– Так ты девочка? – спросила она, обращаясь к глядевшей настороженно гостье. – Знать бы, как твое имя...

– Она по-нашему ни бум-бум, мэм, – произнесла миссис Линч. – Все лопочет на каком-то своем, я ни словечка не понимаю.

– Разберемся с этим после обеда, – предложил месье де Бланкар. – Миссис Линч, велите подавать на стол.

– Да, сэр, сию же минуту.

Обед, как отметила молча Дениз, состоял из любимых блюд матери. Отец расстарался, несмотря на военное положение, отметить ее годовщину если не с помпой, то с максимальным старанием. Для того, верно, и хаживал в таверну на Бэлхер-роуд, якшаясь с военными и заводя нужные связи, хотя Дениз настоятельно наставляла его лишний раз не пересекаться с другими людьми. Брюшной тиф косил всех без разбора...

Правда, виной тому чаще всего выступала вода Паардеберга, она несла свои грязные воды, отравляя людей, что беспечно употребляли ее без какой-либо мысли о профилактике.

– Отец, вы опять ходили в таверну, а я ведь просила вас поберечься, – попеняла Дениз собственному отцу, накалывая на вилку кусочек сочного мяса.

Тот возразил:

– Ты просила не пить не кипяченой воды, так я пил только виски.

– В вашем-то возрасте злоупотреблять алкоголем?

– Мне всего лишь восемьдесят четыре. Имею право пить что хочу! При этом ничуть не злоупотребляя...

Дружески перебраниваясь, они доели обед, сговорившись в процессе сразу после него посетить почтовое отделение, а по пути заглянуть в полицейскую часть. Дениз никак не давала покоя спасенная от вампира девчушка: отпустить ее просто так совесть не позволяла. Следовало узнать, кто заботится о ней в этом городе...

Вот только уполномоченный комиссар охолонул их в тот же момент, как услышал о просьбе найти семью их юной спутницы:

– Не обессудьте, добрые господа, но у меня и без всяких там беспризорников забот полон рот. Полагаете, мне больше нечем заняться, как выискивать, может быть, несуществующих родственников какой-то там замарашки? Кроме того, что в Блюмфонтейне военное положение, так еще эта чертова эпидемия не дает продыху. Люди мрут, словно мухи! А нам следи за порядком. Нет уж, вы как-нибудь сами... – Но тут же заключил примирительно: – У входа в парк Гамильтона постоянно толпятся малолетние беспризорники. Можете там расспросить, если надо!

Поблагодарив комиссара, Адам с Дениз первым делом отправились в почтовое отделение и телеграфировали в лондонский «Скотленд-ярд»: «Инспектору Макнейтену. Какова ситуация в Лондоне? Так ли все плохо, как говорят? Гилфорды». Послание вышло кратким, сухим, но Дениз очень надеялась, что Мелвилл Макнейтен поймет все, что скрыто за ним. В том числе ее дружескую симпатию...