От этой доброты, этого неравнодушия стало еще нестерпимее, еще горше, еще жальче себя саму. Как давно никто не обнимал меня так, никто не утешал…

Я не знала, сколько вот так проплакала в ее надежных объятиях, но смогла отстраниться только тогда, когда слезы наконец иссякли, оставив после себя лишь пустоту.

- Спасибо, - выдохнула хрипло, неловко отворачиваясь. - И прости… у меня был сегодня… тяжелый день.

Она снова присела напротив меня, я кожей ощущала на себе ее озабоченный взгляд. С души вновь поднялась волна благодарности, и я смущенно, но со всей искренностью, призналась:

- Слушай… я так рада, что снова тебя встретила. Мне тебя… не хватало.

Я не увидела, но ясно почувствовала: она смотрит на меня с изумлением. Это подтверждал и ее тон:

- Но ты ведь сама отказалась со мной общаться!

Меня словно ледяной волной окатило. Теперь уже я пораженно на нее уставилась:

- Как?.. Когда?..

- Да еще года три назад! - выпалила она возмущенно. - Я пришла к вам в гости на твой день рождения, дверь открыл Слава и заявил, что ты не хочешь меня видеть. Чтобы больше тебе не звонила…

По позвоночнику пробежал холодок.

- Я даже не знала… что ты приходила.

- Вот как…

Мы непонимающе, недоуменно смотрели друг на друга. Наконец Лена хмуро проронила:

- Но ты ведь могла мне позвонить… сама. Раз он сказал неправду…

- Я потеряла твой номер, - произнесла задумчиво, начиная уже догадываться о том, что именно произошло. - Он просто исчез из моего телефона вместе со всеми переписками. Я думала, что ты сама не хочешь больше общаться, раз не звонишь, не приходишь…

- Вот козел! - выпалила, не стесняясь, Лена. Так громко и эмоционально, что подошедший с нашими двумя рафами официант испуганно вздрогнул и поспешил ретироваться.

А Лена продолжала пылать возмущением:

- Вот никогда он мне не нравился, Лидка! До чего он тебя вообще довел?!

И в этот момент я поняла, что больше просто не могу молчать.

9. 9

Мы разошлись пару часов спустя.

На душе стало не то, чтобы легче, но, определенно, теплее. Оказалось, что мне отчаянно не хватало возможности поговорить с кем-то о себе же самой. О собственных чувствах. Откровенно, без прикрас, без попытки создать иллюзию благополучия.

И вместе с тем усилилось чувство обиды и… гадливости. От того, что муж так поступил. От того, что лишил последнего близкого человека, буквально заперев тем самым исключительно внутри семьи, как зверушку - в клетке…

А ведь еще недавно я и не поверила бы всему этому, встреть я Лену на пару дней раньше. Я ведь доверяла мужу. Я его… любила. И стань он все отрицать там, в больнице… возможно, даже позволила бы себя обмануть. Но он повел себя… иначе. Он преподнес все как норму, как будто во всей этой ситуации не было ничего необычного, ничего предосудительного.

Поднявшись на свой этаж, я остановилась у двери с ключами в руках. Уперлась лбом в прохладный металл, сделала глубокий вдох… и, словно со скалы вниз прыгала, ринулась вперед, навстречу неминуемой буре.

В квартире было подозрительно тихо, только на кухне горел свет. Разувшись, я неторопливо прошла туда, замерев на пороге от представшего зрелища…

Мама сидела за столом. Она склонилась над шитьем: в руках у нее было что-то из старых вещей девочек. Ловко орудуя иглой, она латала уже негодную ни на что одежду, а мое горло вдруг словно невидимый обруч стиснул.

Я смотрела на нее, но смотрелась словно бы в зеркало. И видела себя саму, только много лет спустя. Видела жизнь, к которой так безропотно шла годами, направляемая, как на поводке…

- Ты еще не уехала? - спросила, с трудом совладав с собственным голосом.