— Ты опять не уследила? — повышаю тон, обращаясь к няне, которая частенько из-за разговоров по телефону со своим парнем отвлекается от дела, за которое я, между прочим, плачу ей немалые деньги.

— Всего минута, — виновато смотрит на меня. — Они такие быстрые. Фигаро здесь, Фигаро там, — рассказывает то, о чём я и так знаю.

— Поэтому я и наняла им няню помоложе, чтоб успевала за ними. Леся, это не в первый раз, — с сожалением смотрю на девушку, потому что понимаю, что нам придётся с ней прощаться. — Что они сделали? — спрашиваю о проступке.

— Они… Они… — начинает она, но двойняшки, как всегда, ей и слова сказать не дают.

— Мама, не лугайся, я сказала! — одёргивает меня за штанину Алина.

Именно она всегда является зачинщиком всех происшествий. Инна лишь повторяет за сестрой и, так сказать, поддерживает её во всём.

— Выкладывайте, — поворачиваюсь к девочкам, которые вроде бы такие маленькие, но уже такие взрослые.

— Мы всего лишь лешили полисовать, — подхватывает вторая бунтарка. — А дяде это не понлавилось, и он начал лугать Лесю. А мы всего лишь иглали.

— Где они рисовали, Леся? Я не вижу на асфальте ни единого рисунка, — нервно задаю вопрос, потому что уже предполагаю, что могли натворить эти две букашки.

У девчонок есть ужасная привычка рисовать на всём движущимся и не движущемся, но только не там, где положено.

— Да мы даже не лисовали, — оправдывается одна из моих дочек. — Мы всего лишь напечатали класивые печатки на машине, — открывает свою крохотную ладонь и показывает мне те самые злосчастные печатки. — Совсем чуть-чуть. Класиво получилось!

— Отдайте мне их. Больше вы их не увидите, — произношу сквозь зубы, чтоб только не наорать на своих малышек. Быстро прячу маркер с печаткой в свою сумку, доказывая серьёзность наказания.

Непонятная у них тяга к рисованию! Совсем непонятная! Подрастут, отдам их в художку, а пока нужно просто терпеть и объяснять им, что можно, а что нельзя. И если бы они ещё слушали…

— Они на машине печатки оставили, — сдаёт букашек няня, получив от двойняшек недружелюбные взгляды.

— О боже! — восклицаю. — Что за машина? Где она? Чью машину они испортили? — держась за голову обеими руками, спрашиваю уже у бывшей няни моих дочерей.

Какой стыд!

Уже сейчас, в таком раннем возрасте, я пытаюсь воспитать из девочек хороших людей. Но как я могу это сделать, если человек, который должен ими заниматься, пока я занята, не может объяснить им, что хорошо, а что плохо? Тем более, когда у них период кризиса трёх лет. Им сейчас особенно нужно уделять внимание!

— Виктория, не волнуйся, я её протёрла салфетками, — успокаивает меня она, но от этого спокойнее не становится. Стыдно ведь перед человеком. — Да, собственник автомобиля немного возмущался, но он быстро успокоился и уехал.

— Мама, — перебивает Лесю Инна. — Он даже нас сфотоглафиловал на свой телефон. Теперь мы в его телефоне, — радостно заявляет моя младшая дочь, которая родилась на минуту позже Алины.

— Что?! — впадаю в ещё сильнейший шок. — Леся?! — вновь обращаюсь к виновнице происходящего.

— Девочки настояли, — наигранно улыбается.

А няня с ними зачем, если уследить за этим не может? Тем более она знает мои правила.

— Ты же знаешь, что я против публичности своих детей, — ругаю её. — Не выставляю их фото нигде. Не разрешаю никому их фотографировать. Что значит, их сфотографировал посторонний человек? Кто он? На какой машине был? — закидываю вопросами и от злости готова задушить девушку голыми руками.

— Белый кабриолет, — напугано отвечает.

Может, я, конечно, немного и переборщила с претензиями. Но всё, что касается моих принцесс, по-другому я воспринимать не могу и не буду.