Какое место в квартире может быть настолько значительным и любимым Евгением, чтобы он устроил там тайник? Кровать. Конечно, кровать! Она вспомнила поцелуи Евгения, все его назойливые выпуклости, которые к ней прижимались, – и конвульсивно согнулась. Вот сейчас ее вырвет, вырвет прямо сейчас от ненависти ко всем мужикам на свете, которые созданы нарочно для того, чтобы причинять страдания женщинам. Ослабевшие ноги не держали, и Лида тяжело опустилась на пол, прильнула к нему щекой, уже не обращая внимания на пыль и мусор. Интересно, как ее паршивую сестрицу не раздражала такая грязь? Из-под покрывала свешиваются затасканные простыни неопределенного цвета, а под кроватью валяется собачья подстилка. Хотя нет, назвать это ложе подстилкой язык не повернется. Честное слово, сразу видно, кого по-настоящему любит Евгений! Если с девками своими неделями валялся на одних и тех же линялых простынях, то чехол на подстилке Анри Четвертого из натурального бледно-желтого шелка в синеньких цветочках. Неслабо. И эти цветочки… Вроде бы гербом Бурбонов была лилия? Это, правда, колокольчики, но все равно – из семейства лилейных. И мягко же, наверное, спит Анрио, судя по толщине матрасика…

«Да ведь тайник Евгения – вот он, – вдруг ошарашенно подумала Лида. – Я его нашла!»

Не было никаких сомнений. Иногда ей приходили в голову такие вот судьбоносные догадки, напоминающие озарения, и, по вещему холодку в кончиках пальцев, она всегда знала, что найденный ответ – единственно верный из всех возможных.

Первым побуждением было вскочить, радостно заорать, тыча пальцем в драгоценную подстилку, но она немедленно спохватилась и одернула себя:

«Идиотка! Не отдавай им деньги! Заморочь им голову, а деньги возьми себе. То, другое дело, еще вилами на воде писано, а эти деньги – вот они!»

От изумления Лида забыла о боли и о своих мучителях – несколько преждевременно, как выяснилось, потому что в следующий миг руки Рыжего с силой вцепились в ее плечи и чувствительно тряхнули:

– Время тянешь? Дурачишь нас? Думаешь, пожалеем тебя? Хрена с два! Серый! Давай шнур!

Лида оглянулась. Мрачный, нахмуренный Серый приближался к ней, держа что-то вроде черной резиновой скакалки, на которой Лида некогда до одури прыгала во дворе.

«Откуда у них моя скакалка? – подумала Лида тупо. – И зачем она им?»

Ей незамедлительно дали понять – зачем. Серый проворно сделал на шнуре петлю и накинул ее на шею Лиде прежде, чем та успела отпрянуть.

– Ну, посмотрим, крепкая ли у тебя шейка! – проворчал Серый и медленно стянул петлю на Лидином горле.

Она захрипела, зашарила руками, пытаясь поймать шнур, однако Рыжий крепко стиснул ей запястья.

Петля ослабела. Пережив мгновение сосущей пустоты в легких, Лида со всхлипом хватала воздух, хрипела, вымаливая пощаду.

Рыжий раскраснелся и вспотел. Серый смотрел брезгливо:

– Где бабки? Ну? А то сейчас снова давить начнем!

Лидины губы слабо шевельнулись. Она уже хотела сказать: «В собачьей подстилке!» Но промолчала… может быть, потому, что краешком сознания понимала: откроет тайну – и тогда Серый придушит ее уже всерьез. За элементарной ненадобностью!

Хотя он и сейчас, похоже, не намеревался шутить… Петля затянулась вновь, и внезапно не осталось никаких мыслей – ничего, кроме звона в ушах и огненных пятен перед глазами, которые в какое-то мгновение вдруг затянуло всепоглощающей чернотой.

– Елка-палка, – растерянно сказал Рыжий, который вглядывался в закатившиеся глаза жертвы и первым заметил, как исполненный муки взор погас. – Эй, Соня, ты чего?