Он почувствовал, что обращался с ней очень строго и сурово, но он знал людей, которые не станут считаться с ее чувствами.

– Мне только хотелось бы, чтобы вы удостоили меня вашим доверием. Я твердо убежден в том, что сумел бы рассеять все подозрения против вас.

– Мистер Лайн ненавидел меня. Полагаю, я угодила ему в самое больное место, задев его тщеславие. Вы сами знаете, что он послал этого преступника ко мне на квартиру, чтобы подбросить вещи для доказательства моей вины.

Он кивнул.

– Вы уже раньше видали Сэма Стэя?

– Нет, я только слыхала о нем. Я знала, что мистер Лайн очень интересуется каким-то преступником и что последний очень уважал его. Однажды мистер Лайн взял его даже к себе в фирму, чтобы дать ему должность. Но сам Стэй не захотел. Мистер Лайн сказал мне как-то, что этот человек сделал бы для него все, что в человеческих силах.

– Стэй убежден в том, что вы совершили убийство, – мрачно сказал Тарлинг. – Лайн, по-видимому, рассказывал ему всяческие истории про вас и про вашу ненависть к нему. По моему мнению, он для вас гораздо опаснее, чем полиция. По счастью, бедняга лишился рассудка.

Она изумленно поглядела на него.

– Разве он сошел с ума? – спросила она. – Это несчастье настолько поразило его?

Тарлинг кивнул.

– Сегодня утром его поместили в сумасшедший дом. В моем бюро он рухнул без сознания, и, когда он потом в больнице снова пришел в себя, было установлено, что он, по-видимому, лишился рассудка. Мисс Райдер, не откажите мне в вашем доверии и расскажите мне все.

Она снова поглядела на него и печально улыбнулась.

– Боюсь, что не сумею сообщить вам больше, чем сообщила до сих пор. Если вы будете допытываться, почему я выдавала себя за мисс Стэвенс, то я не сумею дать вам никакого ответа. У меня было достаточно оснований – и у меня, быть может, было бы больше оснований удрать…

Он напрасно ждал, что она снова заговорит, и положил свою руку на ее.

– Когда я рассказывал вам об убийстве, – серьезно сказал он, – я сейчас же понял по вашему изумлению и волнению, что вы невиновны. Потом доктор оказался в состоянии доказать ваше алиби; это доказательство вполне безупречно и неопровержимо. Но в своем возбуждении вы сказали многое такое, что заставляет сделать вывод, что вы знаете убийцу. Вы упомянули об одном человеке, и я убедительно прошу вас назвать мне его имя.

– Этого имени я ни в коем случае не могу назвать вам.

– Но разве вам не ясно, что вас могут обвинить в соучастии до или после преступления? Разве вы не понимаете, что это означает для вас и вашей матери?

Когда он упомянул о ее матери, она закрыла глаза.

– Пожалуйста, не говорите об этом, – прошептала она. – Делайте то, что вы должны делать. Предоставьте же полиции арестовать меня, предать суду или повесить, но не спрашивайте меня больше, потому что я не хочу и не могу вам отвечать.

Тарлинг, ошеломленный и обескураженный, тяжело опустился на мягкое сиденье вагона и не произнес больше ни слова. Уайтсайд ожидал их на платформе в сопровождении двух людей, которых уже издалека можно было признать за полицейских из Скотланд-Ярда. Тарлинг отвел его в сторону и в двух словах объяснил ему положение.

– При таких обстоятельствах я не произведу ареста.

Уайтсайд был того же мнения.

– Это совершенно невозможно, что она совершила убийство.

– Ее алиби вполне неопровержимо. Кроме того, данные, сообщенные врачом, были указаны начальником станции в Эшфорде, который занес в свой служебный дневник точное время катастрофы и сам помогал выносить девушку из поезда.

– Почему же тогда она назвалась мисс Стэвенс? И почему она так поспешно покинула Лондон? – спросил Уайтсайд.