Если вы отказываетесь это сделать, так мы придем к зданию горсовета завтра и послезавтра… Мы будем приходить каждый день, до тех самых пор, пока не будет принято верное решение. А потом, икона не сгорела, я это чувствую, – убежденно проговорила женщина. – Такая икона просто не может сгореть. Этой иконе молились мои бабушка с дедушкой, мои матушка с батюшкой, и я хочу, чтобы мои внуки и правнуки приходили к ней и тоже молились.

– Обещаю вам, я сделаю все возможное, чтобы разыскать икону и вернуть ее в Казань.

– Дай Бог вам здоровья, а мы будем молиться, чтобы у вас все получилось.

Вблизи Серафима выглядела даже моложе своих лет: кожа на лице оставалась гладкой, на щеках легкий румянец, а по-девичьи озорные глаза позволяли скинуть ей по крайней мере еще лет двадцать.

– Если у меня получится вернуть икону, то я вам сообщу об этом лично.

В небе громыхнула канонада. Из туч, сделавшихся чернильными, заколотил густой тяжелый дождь, стремившийся расколотить мостовую на куски. Собравшиеся будто бы пытались бросить вызов небу, не спешили расходиться, – развернув плакаты под окнами горсовета, продолжали выстаивать в твердой уверенности, что написанное прочитают те, кому следует. Небо, пребывая в скверном настроении, все более серчало, и длинные струи дождя частыми стрелами резали пространство, били по спинам и лицам собравшихся. Потоки воды со шлепками разбивались о серый асфальт, собирались в огромные лужа.

Громоотвод, торчавший на жестяной крыше тонким черным кривым пальцем, мужественно принимал на себя сложенные в зигзаги разряды молний.

Постояв еще некоторое время, очевидно, осознав, что тягаться с непогодой бессмысленно, активисты свернули плакаты и спрятались небольшими группами под козырьки подъездов. Никто не уходил, все терпеливо пережидали непогоду. А когда ожидание затянулось, невзирая на дождь, подтянулись к Спасской башне Кремля.

Некоторое время верующие стояли, сгрудившись, получая от дождя несправедливые побои. Среди собравшихся Камиль Исхаков рассмотрел трех священнослужителей из Петропавловского собора. Пренебрегая обрушившимся ливнем, священники о чем-то переговаривались, а потом один из них вытащил из сумки икону и, прижав ее к груди, неторопливым шагом направился по булыжной мостовой, увлекая за собой собравшихся. Крестный ход вытянулся в длинную людскую ленту, плавно изогнувшуюся, и медленно зашагал под стены Кремля.

До начала совещания оставалось около часа. Нужно успеть.

Дождь иссяк, оставив после себя мокрый асфальт и ручьи, сбегающие в водостоки. Воздух был сырой. Непогода грозила затянуться. Порывистый ветер пьяно бился во все стороны, норовил надавать подзатыльников. Распахнув дверцу автомобиля, Камиль Исхаков нырнул в кожаное нагретое нутро автомобиля.

– Куда едем, Камиль Шамильевич? – бодро спросил водитель. – На совещание или в академию?

– У меня еще есть немного времени… Знаешь что, давай заедем на Подлужную[9] к Макарию. Дорогу не забыл?

– Не забыл, – подтвердил водитель.

Отец Макарий проживал в небольшом деревянном пристрое, притулившемся боком к пятиэтажному зданию из красного кирпича. На улицу из горницы смотрело два небольших окошка, закрывавшихся зелеными ставнями. Выросшие сыновья успели обзавестись своими семьями и проживали за тысячи километров от родного дома: старший после службы на флоте осел во Владивостоке, а младший, оказавшись романтиком, окончил геологический факультет и работал где-то на прииске в Заполярье. Сам Макарий, проживший во флигеле едва ли не всю сознательную жизнь, покидать родной угол не собирался. Благо церковь Ярославских чудотворцев недалеко, – удивляя паству, отец Макарий добирался до церкви на велосипеде, и лишь глубокой зимой, когда досаждал мороз и выпавший снег становился непреодолимым, он запирал своего двухколесного коня в сарай и шел до службы пешком.