К зданию горсовета верующие стекались отовсюду: подъезжали к Кремлевской улице на общественном транспорте, шли пешком по булыжной мостовой с улицы Баумана, взбирались по лестничным пролетам с Миславского. Несмотря на рабочий день за каких-то пятнадцать минут перед помпезным желтым зданием с белыми колоннами собралось внушительное собрание. Некоторые верующие приходили со своими иконами, крестами. Несколько человек уже развернули плакаты, на которых крупными буквами было написано: «Исхаков, верни верующим Казанскую икону Божьей Матери», «Как долго нам ждать», «Восстановите верующим храм». Мероприятие не принимало форму активного протеста: верующие молча стояли с плакатами перед горсоветом и терпеливо выстаивали продолжительное время.

В зеленом платке с большими красными цветами, завязанном крупным узлом под круглым морщинистым подбородком, – Камиль Исхаков узнал пожилую женщину, одну из главных активисток крестного хода, живо общавшуюся с двумя молоденькими девушками. Звали эту женщину Серафима. Имя старинное. Церковное. Знакомое с детства. Так звали соседку, проживавшую в соседнем доме. Помнится, каждую Пасху тетя Серафима угощала крашеными яйцами. Другой его соседкой была Сарвара апа столь же преклонного возраста, как и Серафима. Обе женщины были закадычными подругами, а бодрости в них было столько, как если бы они не расставались с молодостью. Казалось, что они никогда не задумывались о смерти. Возможно, что так оно и было в действительности. Сейчас уже не спросишь… Прожили обе долго, вот только счастливо ли? Покидали старушки белый свет очень неохотно, когда им обеим было крепко за девяносто, намного пережив мужей, подруг и даже собственных детей. Ушли как-то разом, будто бы сговорившись. Вот только похоронили их на разных кладбищах: тетю Серафиму на православном Арском, а Сарвару апy на Татмазарках – старом мусульманском. Наверняка в вышине, где сейчас хороводят облака, они найдут способ, чтобы быть вместе и никогда больше не расставаться. Их давно нет, а вот пирожки с зеленым луком и вареными яйцами, которыми они угощали в детстве, запомнились на всю жизнь. Вот как оно бывает…

– Камиль Шамильевич, – вошел референт, – я хотел напомнить, вы сегодня участвуете в комиссии по тысячелетию Казани.

– Помню… Такое я забыть не могу, – повернулся Исхаков. – Какие-то новости касательно совещания имеются?

– Только что сообщили: представители из Москвы все-таки прибудут, из Российской академии.

– Очень хорошо… Будет, что нам обсуждать. Работу мы провели грандиозную. У нас немало аргументов и доказательств, что Казань – город с тысячелетней историей.

Референт неслышно прикрыл дверь.

Серафима продолжала говорить среди собравшихся перед зданием горсовета; на этот раз ее собеседником был невысокий крепкий мужчина, тоже из казанских православных активистов. Кряжистый, плечистый, с широкой русой бородой, выглядевший весьма представительно.

Верующие представляли собой организованную стоическую силу, прекрасно осознавали свои действия и знали, чего им следует требовать от властей. Обычно крестный ход начинался молчаливым протестом с плакатами, так будет и на этот раз.

Подкараулив как-то Исхакова в холле горсовета, Серафима сказала:

– Вы знаете, я много о вас слышала, вы хороший человек. Постройте нам храм и верните в Казань икону Божьей Матери.

– Как же я вам верну эту икону, если я даже не знаю, где она находится. А потом с чего вы взяли, что она цела? Ее ведь еще до революции украл какой-то ненормальный. Разрубил ее на куски и сжег!