– Я понимаю это, конечно, понимаю. Просто пришло его время. Тут был его внук, старик хотел увидеться с Сидни, – сообщил доктор. – Просто мы все думали, что ради парня он уцепится за жизнь.

– Что ж, так бывает с умирающими: цепляются, когда ждешь, что они уйдут, и отбрасывают тапки, когда должны цепляться. Никогда не знаешь наверняка. Хитрые они, эти умирающие. Парню еще повезло находиться здесь, когда его дед отошел к праотцам. Чаще всего родственники околачиваются возле койки часами или днями, ожидая последних слов, последнего вздоха. А как только выходят выпить чашечку чая – вот оно, пожалуйста, человек покидает этот бренный мир. Я думаю, они предпочитают уходить в одиночестве. Да, так что этот Сидни еще везунчик. Ладно, старина, давай-ка займемся тобой. – Келли вернулся к трупу и стал запихивать его в мешок.

Люк нахмурился и отступил на несколько шагов, стремясь поскорее избавиться от этого зрелища.

– Мне пора идти, главная медсестра подготовила все документы, надо их подписать.

– Со смертью и налогами всегда так. Приходишь к ним в офис, они суют тебе бумаги и говорят: подписывай! Всегда хотят, чтобы у смерти было имя, а твое имя ничуть не хуже любого другого, когда ты ставишь внизу свои завитушки.

На этом Уилл Келли наконец закончил борьбу с телом старого мистера Брауна, застегнул мешок, перекатил упакованный труп на тележку и вытолкал из комнаты. Люк слышал, как он катит ее по двору в направлении морга, притаившегося поодаль от ряда палат, и горланит песню:

– «Два перла там, где взор сиял, он не исчез и не пропал, но пышно, чудно превращен в сокровища морские он…»[4]

Приходилось признать, что у Келли бархатный баритон и интересный репертуар.

Выходя из отдельного бокса, Люк выключил верхний свет, отметив, каким особенно пустым кажется помещение после того, как отсюда убрали мертвеца, – будто смерть присутствует здесь сама по себе. Доктор сделал глубокий вдох и заставил себя вернуться к реальности. Он больше не в полевом госпитале, его не окружают жара, грязь и мухи! Он здесь, в Маунт-Сигер. Когда ужасные образы исчезли из его сознания, он взглянул через двор на транспортный отдел. Там горел приглушенный свет. Очень хорошо. Он подпишет бумаги старого мистера Брауна, а затем отправится к Саре и поговорит с ней.

Он еще раз глубоко вздохнул, расправил плечи и пересек двор.

Мистер Глоссоп, неловко ворочаясь на койке в приемной, наконец решил, что с него хватит. Сейчас ему следовало бы уже быть дома, в своем уютном маленьком коттедже, и слушать дробь дождя за окном – яблони и большой грецкий орех в саду наслаждаются живительной влагой, впереди крепкий ночной сон с осознанием, что работа выполнена и выполнена хорошо. Но нет, не сегодня. Он чувствовал: что-то не так. Не только из-за дождя, и не из-за жары, по-прежнему сильной, несмотря на потоки воды с неба. Он желал убедиться, что деньги в сохранности. Если потребуется, он перетащит эту чертову раскладушку, чтобы спать рядом с сейфом. Никто не сможет сказать, что Джонти Глоссоп недобросовестно относится к своим обязанностям.

Он не участвовал в прошлой войне, поскольку был слишком молод, и, хотя теперь формально еще не слишком состарился, его отправили домой, когда он заявился с документами записываться в армию, – сказали, что ему нужно привести себя в форму. Возмутительно – он в расцвете лет, а они утверждают, что он не годится для службы! Это задевало даже сейчас, но Джонти не из тех, кто таит обиду. Он нашел высокооплачиваемую работу, погрузился в нее с головой и доказал, что может выполнять ее хорошо, несмотря на все проблемы с фургоном, еженедельную спешку, чтобы успеть объехать всех, и постоянные задержки в одном из пунктов назначения, – как будто другим не нужны деньги! Что ж, завтра он постарается выдать оставшуюся зарплату и, без сомнения, падет замертво от трудов.