– Ну-у, километра полтора будет. Может, на машине?

– Да я уж свою отправил. – Алтуфьев совсем по-мальчишески расхохотался: – У вас тут с недельку поживу, пока дело. А что? Места здесь красивые, командировочные выписаны… Вот только в Дом крестьянина не хочется – людно. Может, комнату кто-нибудь сдаст?

– С теткой своей поговорю, двоюродной, – спускаясь с крыльца, обнадежил оперативник. – Дочка ее на геолога учится. Как раз сейчас на практике, в Сибири. Дома в августе только будет. Так что уговорю.

– Вот спасибо! – пригладив волосы, следователь неспешно зашагал по обочине, с любопытством осматривая городок. – А красиво тут у вас! И зелень, и озеро вон видно. Рыба-то есть?

– Да уж не без рыбы.


Центральная городская улица Советская – по сути, бывшее шоссе – пока что была заасфальтирована лишь наполовину, до поворота на Койволу. Однако широкие тротуары имелись на всем ее протяжении, а по вечерам вдоль улицы зажигались фонари.

Слева и справа от главной улицы виднелись двухэтажные деревянные дома, выстроенные колхозным самостроем, так называемым «хозяйственным способом». Обшитые досками и выкрашенные в разные приятные глазу цвета – ярко-голубой, травянисто-зеленый, темно-красный, – они смотрелись очень даже нарядно, придавая городку открыточно-праздничный вид.

– О, у вас и столовая есть! – кивнув на приземистое кирпичное здание, обрадовался Алтуфьев. – Очень хорошо.

– Еще и рюмочная имеется, – оперативник махнул рукой. – Там, за аптекой. И чайная. А эта вот, красная, – ветлечебница. Там дальше – архив, библиотека…

– А училище механизаторов где?

– Это за школой. В конце города.

Пока шли, следователь выспрашивал своего спутника об убитой. Игнат рассказывал – и что знал, и что узнал только что, буквально сегодня.

Лида Кирпонос была девушкой красивой и общительной, ее многие знали, со многими она состояла в дружеских отношениях, и даже больше чем в дружеских.

– И, конечно же, завистницы имелись…

– Ну, не без этого. Кляузы на нее анонимные подавали, жаловались… На собрании как-то пропесочили за внешний вид.

– А что там было не так?

– Ну, дескать, слишком уж модная, – Игнат искоса глянул на следователя и, не удержавшись, хмыкнул.

– Так я тоже модный, – поправив темные очки, весело рассмеялся Алтуфьев. – В Эстонии все так ходят, вот и я привык. Кстати, читал статью в «Юности», дискуссию о ширине брюк? Так там сказано: в соответствии с современной модой нормальная ширина штанины составляет двадцать четыре сантиметра. У меня – двадцать один. Так это в Эстонии сшито!


Конюшня располагалась метрах в двадцати от двухэтажного деревянного здания старой школы, на пологом склоне холма. К двухстворчатым деревянным воротам вела песчаная дорога с накатанной тележною колеей. На воротах висел большой амбарный замок.

– Сейчас откроем. – Ревякин вытащил из кармана ключ. – Мы ж тут осматривали.

В распахнувшихся воротах тут же возникла пегая конская морда! Сверкнула зубищами, заржала…

– Тихо, тихо, Пегас. Свои.

Погладив лошадь по гриве, милиционер обернулся:

– Ну, заходите. Это Пегас – школьный мерин. У, старичок… Жаль яблок не принесли – он яблоки любит.

– Кто же теперь с ним? – боком протиснувшись внутрь, поинтересовался Алтуфьев. – Конюха-то я арестую. У вас пока посидит.

– Директор найдет кого-нибудь. Не переживайте, никто Пегаса не бросит. У-у, Пегасище, хороший, хороший… Вон там кандейка Иваныча. Проходите.

– Давай уж на «ты», что ли…

– Угу. Проходи, не стесняйся.

Сильно пахло навозом и еще чем-то кислым – протухшей капустой, похоже. Кислотный запах исходил из большой бочки в углу прилегающего к конюшне помещения с небольшим оконцем, забранном мутноватым стеклом, крепившимся на четырех загнутых гвоздиках. Кроме бочки был еще старый топчан в углу, самодельный покосившийся стол, колченогая табуреточка, а на стене – придавленный кнопками вырезанный из «Огонька» календарь на нынешний, 1963-й, год.