В спектаклях ему редко доставались главные роли. Вот и на сей раз, Уильям то и дело переодевался, изображая на сцене трех разных второстепенных персонажа. В главной роли, как обычно, блистал Джеймс Бербридж. Уильям с удовольствием писал пьесы специально под него: талант Джеймса был неоспорим.

Зал взрывался аплодисментами. «Как хорошо, что я вернулся, – подумал Уил. – Я и не думал, что так соскучился по обычной публике, которая готова стоять на ногах два часа подряд ради написанных тобой строк, ради игры Джеймса». Он вернулся на сцену, чтобы сказать очередные реплики, и вдруг увидел ее.

Элизабет сидела в ложе слева от сцены. На голове у нее красовалась прекрасная шляпа, украшенная яркими цветами. Из-под шляпы выбивались темные локоны. Уильям словно во сне произнес свои слова и остался стоять у края сцены, не в силах отвести взгляд от Элизабет.

После спектакля ему передали пахнущую духами записку: «Я вас жду у моста». Уильям вдыхал дурманящий аромат, исходивший от бумаги, и не мог тронуться с места. Наконец, он стряхнул оцепенение и, выйдя из театра, пошел в сторону ближайшего моста через Темзу. Из-за расположенной неподалеку ярмарки движение через мост было затруднено: телеги, экипажи, кареты, лошади и люди, передвигавшиеся на своих двоих, бурным потоком двигались и в ту, и в другую сторону. Уильям растеряно оглядывался, не понимая, как он сможет увидеть Элизабет в такой толпе.

– Садитесь, – раздался где-то рядом знакомый голос, – садитесь же быстрее.

Дверца остановившейся возле него кареты раскрылась и маленькая, изящная, женская ручка замахала ему, приглашая незамедлительно влезть внутрь.

– Почему я перестала вас видеть у графа? – Элизабет незамедлительно перешла к делу. – Я вам наскучила? Вам надоело мое общество?

– Ну что вы, что вы говорите! – пытался обороняться Уильям. – Я играю в театре, пишу пьесы. Мне просто стало некогда.

– Неправда, – громко шептала Элизабет, – вы все врете. Раньше у вас хватало времени. Просто теперь вы не хотите со мной встречаться.

– Вы не понимаете, Элизабет. Я вернулся в театр и даже вошел в долю, став пайщиком нашего театрального предприятия.

– Поздравляю, – сказала девушка, поджав губы.

– Вас любит граф. Я не смею с ним соперничать.

– А зря, – Элизабет посмотрела на Уильяма, – вы очень даже привлекательный мужчина. И пишите такие красивые сонеты! Неужели вы хотите сказать, что мы больше не будем видеться? Вы не можете соперничать с графом, а я не могу соперничать с деньгами, которые вы тут, оказывается, во всю зарабатываете вместо того, чтобы встречаться со мной! – она рассержено топнула ножкой.

– Я обещаю появляться у графа, – заверил ее Уильям, – реже, чем раньше, но обещаю приходить.

– Мне и самой сложнее будет бывать у него. Я вам хотела и об этом сказать, – призналась Элизабет. – Теперь я при дворе. В качестве фрейлины королевы приходить в гости к графу я смогу не так часто, как хотелось бы. Я приехала сюда убедиться, что не разонравилась вам.

– Элизабет, вы не разонравитесь мне до конца моих дней! – пылко заверил ее Уильям.

– Прекрасно, – рассмеялась Элизабет. – Тогда я буду присылать вам записки, чтобы вы знали, когда точно можете меня видеть.

– Спасибо, – произнес Уилл. – Я не смел надеяться вновь видеть вас.

– Как видите, зря, – Элизабет снова засмеялась. – Ну а сейчас выходите. Мне надо ехать, а как видите, это будет не просто, – она махнула перчаткой в сторону запруженного народом моста.

Уильям прикоснулся губами к ее руке и вновь оказался на улице. Его тут же оглушил шум толпы, проходившие мимо люди толкались, пытаясь проложить себе путь, лошади неожиданно начинали ржать прямо у него над ухом, из-под ног с лаем выскакивали собаки, во всю глотку кричали петухи. Но Уильям слышал только голос Элизабет, который чудной мелодией, звучал у него в голове…