Фрэнки и его помощники, будто не замечая нашего присутствия, были погружены каждый в своё дело. Кто-то рубил мясо, кто-то месил тесто, а кто-то следил за тем, чтобы еда не подгорела. Звук резких ударов ножа о доску, шипение масла на сковороде и приглушённые разговоры создавали гармоничный хаос…

– Комнату Лотта тебе позже покажет, как в трактир вернется, – продолжила хозяйка и, окинув меня внимательным взором, добавила, – иди, что ль, фартук надень, платья похуже не нашлось?

– Оно у меня единственное, – буркнула я, хмуро оглядев загроможденный посудой стол, и обошла второй огромный, что стоял в центре помещения и был весь завален продуктами, ножами, мисками и разными кухонными принадлежностями. Взяла брошенный кем-то на табурет фартук и, быстро его надев, приступила к работе, желая поскорей закончить с этим грязным делом и наконец прилечь, чувствуя неимоверную усталость от безостановочной ходьбы по городу.

– Славно, – довольно протянула мадам Дороти, отметив мое рвение, и что-то тихо сказав повару, покинула кухню.

Я же, подойдя к старой, проржавевшей от времени раковине, вылила в нее ведро горячей воды и, смочив тряпку в мыльном растворе, взялась за первую тарелку. Двигаясь механически, не думая о быстрорастущей на соседнем столе горе грязной посуды, я натирала тарелки, кружки и миски. Кое-где на посуде оставались намертво присохшие тёмные пятна от мяса и соусов, и мне приходилось использовать жесткую щетку, которая больно колола пальцы. Когда вода становилась холодной и липкой, я выливала ее в помойное ведро и выносила на задний двор к выгребной яме…

– Проклятье! Полный зал сегодня! – выругалась симпатичная пышнотелая девушка с раскосыми глазами, поставив на почти разобранный мной стол очередную порцию посуды, и ласково улыбнувшись повару, проворковала, – Фрэнки, дай хоть лимонаду выпить, совсем меня сегодня загоняли, а Лотта отгул взяла, мать ей вдруг понадобилось повидать.

– Зато соберешь монет, – хохотнул мужчина, шлепнув своей огромной ладонью девушку по заду, – держи.

– За пятым столиком стейк заказали, – проговорила официантка, грузно плюхаясь на табурет, – новенькая? Как звать?

– Эмилия, – представилась, склонившись над горой грязных тарелок, чашек и кружек. Мыльная вода была еще теплой, но быстро покрывалась слоем жира и мутным осадком, и ее пора было менять.

– Эмилия… из благородных, что ли? Или мать нагуляла? – с ухмылкой бросила девушка, тотчас заливисто рассмеявшись собственной шутке, – а я Офелия, тоже из благородных.

– Приятно познакомиться, – произнесла я дежурную фразу, вытирая мокрые руки о кусок серой ткани, невольно поморщившись от боли. Костяшки пальцев саднило от частых ударов о тяжёлую керамику, а кожу неприятно щипало от едкого мыла и горячей воды.

– Ты это… – начала было официантка, спрыгивая с высокого табурета, случайно задев локтем стопку чистой посуды. Тарелки тотчас покачнулись и с глухим звоном посыпались на пол, разлетаясь осколками по всей кухне. Звук разбившейся о каменный пол посуды эхом разнесся по всему помещению, а через секунду девушка громко заявила, – что ты натворила? Вот же неуклюжая!

– Я?! – ошеломленно выдохнула, но тут на кухню вбежала хозяйка трактира. Женщина быстро обозрела учиненный официанткой погром, перевела взгляд на Фрэнка, а затем бросилась ко мне с искаженным от злости лицом и закричала так громко, что, казалось, задрожали стёкла в окнах:

– Да знаешь ли ты, что одна такая тарелка стоит больше, чем твоя недельная зарплата? – её голос был пронзительным и полным такого презрения, что я невольно сжалась под её взглядом. – Месяц бесплатно работать будешь, пока не рассчитаешься, – добавила она с холодной усмешкой, а я, почувствовав, как во мне разгорается жгучая обида, грозящая перерасти в ярость, чеканя каждое слово, произнесла: