– А где места для профессоров, ректора? И прочих важных персон?

Афонсу указал наверх, и Кузя увидел украшенный цветами небольшой балкон в центре корпуса, напротив которого находилась сцена.

– А-а, – понял он, – это для короля, да? А остальные?

Афонсу хмыкнул.

– А остальные на обычных стульях посидят. Мероприятие организует ментор Педру. Стулья для профессоров. Девушки иногда присаживаются еще, а простые студенты стоят или сидят прямо на земле. И мы тоже, – он указал на пространство прямо перед сценой, – вот наши места. Пока никто не оспаривает. Сам понимаешь: чем ближе к сцене, тем больше шансов попасться ментору на глаза.

Кузя осмотрел места республики и решил, что сидеть там будет весьма удобно. На улице тепло, зачем морочиться со стульями? И слышно будет лучше всего за счет равномерно отражающегося от стен звука. Кузя надеялся послушать какую-нибудь интересную песню про пиратов.

Буквально через пять минут начали подтягиваться остальные анархисты. Хосе уселся рядом на плоскую подушку, пристегнутую к его бедрам ремнем, Ана подложила куртку. Возможно, людям камни брусчатки казались холодными или жесткими.

Площадь быстро наполнялась народом. Или колдуны и чародеи очень любили фаду, или, как сказала Ана, опасались недовольства Педру.

Ментор не заставил себя долго ждать. Как только ректор занял свою ложу, он вышел из главного здания, степенно спустился по лестнице и прошел к сцене. За ним также величественно следовали четверо студентов в парадной одежде и длинных мантиях-капах. В руках у них были музыкальные инструменты, из которых Кузя опознал только гитару. Вскоре все поднялись на сцену.

Раздался гром аплодисментов, радостные возгласы заполнили площадь. Хм… на встречу из страха похоже не было.

Афонсу заметил удивление Кузи и прошептал на ухо:

– Когда ментор закончит со своими песнями, начнется настоящий концерт. Он очень здорово поет. Ради этого многие сюда и приходят. Ну и ради остальных фадишт, конечно. Сейчас Серхио вино достанет, и станет совсем весело.

– Подожди. Вы будете выпивать прямо на глазах у ректора? – удивился Кузя.

– Да что там дон Криштиану… ментор Педру прямо в паре метров от нас, представляешь? – хмыкнула Ана. – Но не бойся. Это тоже традиция: нельзя слушать фаду и не выпить вина. А уж фаду ментора на трезвую голову – это совсем…

– Т-с-с, – сказал Афонсу. Выступающие расселись на стульях, и только сам ментор остался стоять. Заиграла музыка.

Первая песня воспевала Коимбру и студенческий быт и, судя по всему, была известна и любима всеми, потому что слушатели тут же принялись хлопать себя по коленям, отбивая ритм, и подпевать.

Но перед следующей повисла тяжелая тишина, которую нарушили лишь первые заунывные аккорды. Музыка стала тягучей и тяжелой и совершенно не понравилась Кузе. Как и сама песня. Сперва Педру спел о каком-то «юном принце, разбившем его сердце», а дальше последовало тоскливое перечисление того, что ментор теперь собирается с этим сердцем сделать: от «вырвать его из груди, бросить к ногам жестокой особы королевской крови, чтобы его растоптали, завершив начатое» до «скормить диким зверям и чудовищам». Далее ритм музыки стал еще более мрачным и Педру заявил о своем твердом намерении расстаться с жизнью и принялся перечислять способы, среди которых фигурировало: «утопиться», «быть сожранным разъяренными бештаферами» и «сгореть вместе с неким “проклятым городом”, где и произошло такое несчастье».

Теперь Кузя понял, что имели в виду студенты. Автором этой песни точно был Педру, и речь в ней велась от лица какой-то чересчур впечатлительной влюбленной и отвергнутой барышни. При этом Педру исполнял свои стихи с самым серьезным и даже трагическим видом, и Кузя подумал, что в сочетании со слезливым содержанием песни древний и всесильный ментор действительно выглядит довольно смешно и нелепо. А если это понял див, что говорить о людях?