– Итак, давайте все-таки вернемся к краже картины, – остановила я разбушевавшегося Вольдемара. – Вчера вечером у вас было какое-то… торжество, так я понимаю? – Я указала подбородком на стол. Огородников согласно кивнул.

– Светский раут, так сказать, для своих, – подтвердил он. Мысленно я присвистнула. Вот это раут – столько спиртного, это ж не гулянка какая-то, а целое пиршество в честь бога – покровителя виноделия!

– Были только мои самые близкие друзья и Леночка, – продолжал Вольдемар, не замечая выражения моего лица. – Лена – это моя будущая супруга, я уже вам говорил.

– И кто еще был? – продолжала расспрашивать я. – Назовите имена и фамилии всех присутствовавших, а также мне нужна вся информация о них, какую знаете. Род занятий, место работы или учебы… В общем, расскажите мне о каждом из гостей вашего раута!

– Только не думаете же вы, что похититель картины – кто-то из моих друзей? – ужаснулся Вольдемар Огородников. – Быть этого не может! Все, бывшие на моем рауте, – проверенные люди, не то что Садальский! Вы лучше его проверяйте, это ж он виноват! Спер мою картину и, поди, продаст ее за громадную сумму или, того хуже, скажет, что он ее написал! Понимаете, этого ни в коем случае нельзя допустить!

– Садальского я тоже проверю, – попыталась я успокоить Вольдемара. – Если хотите, расскажите подробнее про этого человека. Кто он, почему вы подозреваете именно его – в общем, все, что знаете.

– Вот про этого наглеца я вам охотно все сообщу! – воодушевился Огородников. – Начать с того, что он лицемер, каких свет еще не видывал! Все изображал из себя преданного друга, соратника, так сказать, а за спиной сплетни про меня грязные распускал! Поначалу даже собирался со мной выставку совместную устраивать, вот как! А на самом деле знаете, чего он добивался? А я вам скажу! Садальский хотел занять мое место председателя тарасовского Союза художников и делал все возможное для этого! Он даже собирал подписи других художников, настраивая их против меня. Якобы я и выставки не провожу, и всевозможных мероприятий у меня мало… В общем, нашел к чему привязаться. Я ему прямо все это высказал, когда узнал, да и то, спасибо добрым людям, которые мне глаза на Садальского открыли! А он мне знаете, что заявил? Что я бездарный художник и картины мои – мазня! Ха-ха, да я ему в лицо рассмеялся. Кто мне такое говорит? Самоучка какой-то, который и кисть-то в руках держать не умеет! Да он может только как дрессированная обезьянка чужие картины перерисовывать, и все! Даже не копировать – копируют мастера, а сри-со-вы-вать! У Садальского нет ни своей манеры, ни своего видения – ничего! Он только и горазд, что открыточки бульварные штамповать! И этот бездарь решился стащить мою картину, сокровище всей моей жизни, в которую я душу свою вложил! Да он и грязью меня поливал только для того, чтобы на него подозрение не пало. Якобы зачем ему красть полотно, если моя живопись такая отвратительная? А я вот что скажу. Садальский завидовал мне всегда, поэтому и решил так отомстить!

– Имя-то хоть у этого Садальского есть? – спросила я. – Как мне к нему обращаться?

– Роман Андреевич его зовут, если вас интересует имя и отчество этого… бездаря! – выплюнул гневную фразу Огородников. Я сделала пометку в своем блокноте для записей.

– Где он проживает, вы знаете? – продолжила я выяснять контактные данные Садальского. Вольдемар Огородников пожал плечами с таким видом, словно отгоняя назойливую муху.

– Конечно же, знаю! – воскликнул он. – Еще бы мне не знать! Живет этот, с вашего позволения, маратель холстов недалеко от Союза художников. На улице Загородней, дом сорок пять. Квартира двадцать. Этот негодяй меня даже в гости как-то приглашал, а вы спрашиваете, знаю ли я его адрес!