Откуда-то издалека доносились звуки песнопения. Мария встала – она спала полностью одетой – и медленно подошла к открытому окну. Снаружи она увидела деревья, зеленую траву, воду и маленькую церковь. Именно оттуда доносилось пение. Оно было едва слышным, словно голоса ангелов в раю. Мария перегнулась через подоконник, позволив ветерку играть своими волосами, и лежала в полудреме, наслаждаясь красотой солнечного вечера и неземных голосов. Никогда раньше она не ощущала такого покоя.

Именно здесь настоятель нашел ее, когда вернулся в комнату после вечерней службы. Девочка склонилась над подоконником и заснула с улыбкой на прелестном овальном лице.

«Puir wee bairn[7], – подумал он. – Никогда не думал, что в моем монастыре увижу королеву. Сказочная маленькая красавица, о которой все слышали, но которую никто не видел, потому что ее держали взаперти в замке Стирлинг».

Приор монастыря брат Томас отбывал епитимью за то, что «радовался неправде», вопреки наставлению из Первого Послания Коринфянам, 13:5–6: «Любовь… не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине». Ведь если брат Томас и не радовался смерти Роберта Эрскина, мирянина, получившего должность настоятеля Инчмахоума в качестве королевского подарка, то по меньшей мере он был рад временно вернуть себе власть над монастырем. Молодой Роберт пал в битве при Пинки; его отец, один из стражей маленькой королевы, прибыл вместе со знатными гостями и, без сомнения, готовился назначить вместо Роберта своего второго сына Джона. Но между тем брат Томас снова руководил монастырем, и, с его точки зрения, это было вполне справедливо. Настоятель должен быть монахом, а не королевским назначенцем, который даже не знает названия церковных служб. «Ох, я опять должен покаяться», – устало подумал он, следя за своими мыслями и даже приветствуя их.

Он нежно прикоснулся к плечу девочки, и она открыла глаза – темно-янтарные, с золотыми проблесками.

– Добрый вечер, Ваше Величество, – произнес он.

Она сладостно потянулась, забыв о приличиях.

– Я уснула, когда услышала чудесную музыку, похожую на ангельское пение.

– Это были монахи, которые живут здесь, – сказал он. – Видите, вон они.

Он указал на ярко-зеленую лужайку, со всех сторон окруженную галереей с изящными арками. Действительно, фигуры в черно-белых рясах двигались во всех направлениях. Снаружи можно было видеть только три цвета: черный, белый и зеленый, образующие изысканное сочетание движения и неподвижности. Даже камни монастыря были тех же оттенков – черные, белые и серые с пятнами зеленого мха.

– Они молились Богу, – объяснил брат Томас. – Все мы собираемся в этой церкви восемь раз в день.

– Восемь раз! – воскликнула она.

– Да, и первый раз в середине ночи. Это наше полуночное бдение.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему вы встаете и молитесь посреди ночи?

– Потому что тогда мы чувствуем себя ближе к Богу, когда весь мир спит, а мы ждем рассвета.

Мария зевнула.

– Должно быть, вы очень любите Бога. Во всяком случае, больше, чем любите спать.

– Не всегда. Но есть покорность, а это очень высокая форма любви. Она просто не так приятна, как другие.

«Например, как мистический союз или даже страдание, – подумал он, ощущая рубцы от вериг под грубой шерстяной сутаной. – Покорность – это сухой и тусклый род любви; это не та любовь, которую испытывает любовник. Но, видимо, Бог предпочитает ее, и это не последняя из Его странностей».

– Вы пропустили нашу главную трапезу, – сказал он. – Должно быть, вы сильно проголодались. Я немедленно распоряжусь прислать еду. Хлеб, суп, яйца…