Элоди Лефевр, несомненно, красива, но особой, сдержанной красотой. Скромно одетая, по своему обыкновению держится в тени, не привлекает внимания модных аристократичных господ, порхающих экзотическими мотыльками по бальным залам и салонам Венского конгресса.

Надо отдать ей должное, она наделена мужеством. После первого испуганного вздоха ничем не выдала страха, когда он сдавил ей горло.

Разумеется, он не собирался причинять ей вред, лишь надеялся, что гнев и угроза физической расправы заставят ее запаниковать и капитулировать до того, как прибудет подкрепление. Если таковое у нее вообще имелось.

Уилл нахмурился. Целый месяц тщательных, терпеливых поисков ушел на то, чтобы обнаружить женщину, которая только что хладнокровно удалилась в сад. Чем ближе он к ней подбирался, тем более озадаченным становился. Такое впечатление, что к ней каждый день врываются незнакомцы, угрожающие расправой.

Возможно, так и есть. Не услышав от нее подтверждения, что она и есть Элоди Лефевр, он ни за что бы в это не поверил.

Что заставило кузину состоятельного дипломата ютиться в обшарпанных комнатах в одном из затхлых районов Вены? Отчего она живет здесь одна? По сведениям хозяйки дома, у мадам Лефевр нет даже горничной. Почему она зарабатывает себе на жизнь вышивкой для популярной модистки, которую прежде посещала в качестве клиентки?

При этом он не мог отрицать собранные по кусочкам и связанные воедино сведения, полученные от горничных, носильщиков, управляющих гостиницами, уличных торговцев, швей, купцов и поставщиков тканей. Мадам Лефевр действительно проделала путь от элегантных апартаментов в отеле, где жила, будучи экономкой у Сен-Арно, до скромных комнат на задворках Вены.

Сен-Арно исчез в ночь неудавшегося покушения. Уилл никак не мог взять в толк, как мужчина, наделенный проницательным умом, способным придумать такую схему, не позаботился о безопасности собственной кузины.

А как она почувствовала присутствие Уилла на балконе? Он точно знал, что бесшумно вскарабкался по внутренней стене дома к ее балкону. Либо она чрезвычайно прозорлива, либо он напрочь лишился хватки. В последнем он сомневался.

Настороженность мадам Лефевр впечатлила его больше, чем мужество, породив в душе невольное восхищение.

Менее всего он хотел испытать определенную реакцию в тот момент, когда обхватил ладонями ее шею. Нежная кожа и едва уловимый аромат лаванды, дразнящий обоняние, вызвали в нем яростный прилив желания, столь же неожиданный и мощный, что и ее резко участившийся пульс под его пальцами.

Влечение стало непредвиденным затруднением, в котором он совершенно не нуждался, ему требовались ответы на многочисленные вопросы касательно ее. Например, зачем ей столь отчаянно надо попасть в Париж?

Быстрый осмотр комнаты ничего не дал. Безликая мебель, принадлежности для рукоделия и несколько предметов первой необходимости могли быть чьими угодно. Не нашлось ничего, что послужило бы ключом к разгадке характера женщины, прожившей здесь, как выяснил Уилл, больше года. И все это время в одиночестве. Лишь бывшая горничная время от времени навещала ее.

Оставалось задать эти вопросы ей, хотя он и подозревал, что свои тайны она оберегает с таким же рвением, с каким ловила незваных гостей.

Уилл понял: для достижения цели необходимо овладеть и секретами этой женщины, и ею самой, и, развернувшись на каблуках, поспешил в сад.

Уилл застал мадам Лефевр за сбором увядших соцветий лаванды, высаженных по периметру главной клумбы с высокими желтыми цветами.