Цитадель Микен была сложена из каменных глыб настолько больших, что, по словам Джона Чедуика, “греки, жившие там позднее, думали, что эти стены построили великаны”. Ворота, прозванные Львиными из-за двух фигур, вырезанных сверху, явились настоящим инженерным чудом, разительно отличавшимся от треугольных фронтонов и колонн с каннелюрами классического времени. В так называемых шахтных захоронениях внутри городских стен Шлиман нашел предметы из золота, геммы, серебряные сосуды и другие сокровища.

Еще поразительнее то, чего Шлиман не нашел. Несмотря на развитость Микенского государства, отлаженную систему управления, нигде не было и намека на письменность. Хотя Шлиман осуществил крупномасштабные раскопки, вложив собственные немалые средства, он не нашел ни табличек, ни надписей в камне – вообще никаких свидетельств того, что общество было грамотным.

Это обеспокоило Эванса. Как и многие, он напряженно следил по газетам за ходом раскопок. Эванс предполагал, что цивилизация, имеющая развитую бюрократическую систему, не могла бы существовать без письменности. Носителю викторианского самосознания “казалось немыслимым, чтобы такая цивилизация… в отношении письменности стояла ниже, чем краснокожие Америки”.

Может быть, микенцы писали на недолговечных материалах вроде пальмовых листьев, древесной коры или пергамента? Вряд ли: появлялось все больше намеков на то, что они использовали твердые материалы. В начале 90-х годов Христос Цунтас, с которым Шлиман работал в Микенах, нашел глиняную амфору, на одной из ручек которой стояло 3 линейных символа. Неподалеку, в гробнице, Цунтас раскопал каменную вазу, на ручке которой было 4–5 символов. В другом месте на материке такие же знаки обнаруживались на черепках.

Три этих линейных знака были найдены на ручке сосуда в материковой Греции. Левый символ встречается и в кносских надписях.

Эти намеки также попадались на Крите. В конце 70-х годов XIX века остатки стены бронзового века были открыты в Кноссе. В начале 80-х годов обнаружили огромный блок, на котором был выбит ряд символов. Их сочли “клеймами мастеров-каменщиков”. Поразительно, что на стене в Кноссе и на микенской амфоре нашелся одинаковый символ –

Когда Шлиман раскопал Микены, Эвансу было чуть за двадцать, но он уже обладал необходимыми для археолога мирового класса качествами: неутомимостью, бесстрашием, безграничной любознательностью, богатством и близорукостью. К концу 90-х годов, когда Эванс всерьез взялся за решение задачи, он успел посетить далекие страны, сделался признанным экспертом по древним монетам, пожил на Балканах, где стал горячим сторонником славянского национально-освободительного движения, и был назначен хранителем археологического Музея им. Эшмола в Оксфорде. Теперь Эванс решил доказать существование письменности в микенскую эпоху. Знаки, один за другим, вели его на Крит.

Страсть к раскопкам была у Эванса в крови. Его отец, сэр Джон Эванс, владелец бумажных мануфактур, также был страстным любителем геологии, археологии и нумизматики. Джон Эванс, “Эванс Великий”, “помог заложить основы современной геологии, палеонтологии, антропологии и археологии, несмотря на то, что мог посвящать этим занятиям лишь воскресные и праздничные дни”, пишет Сильвия Л. Горвиц.

Артур Джон Эванс, родившийся 8 июля 1851 года, был старшим из пяти детей Джона и Хэрриет Эванс. Он рос в Хартфордшире, в большом доме, наполненном окаменелостями, доисторическими каменными орудиями, наконечниками стрел, римскими монетами и древней керамикой – всем, чему отец посвящал свой досуг. Артур был спокойным и любознательным мальчиком. Он мог часами изучать старинные монеты, хотя и не был “книжным червем”. (И, поскольку Артур к 6 годам не освоил латинскую грамматику, как его отец, бабушка с отцовской стороны поделилась с Хэрриет опасениями, что ребенок “туповат”.)