– Здравствуйте, – ответил Костенко, пожимая ледяную, очень сухую, казавшуюся поэтому старческой ладонь Строилова.

– Меня зовут Андрей Владимирович, – представился капитан. – Устраивайтесь, пожалуйста… Садитесь за мой стол, вам, асу, положено сидеть на председательском месте… А я примощусь на подоконнике; рассказывают, что в молодые годы вы сидели на подоконнике или уголке стола – обязательно с линейкой в руке, правда?

– Правда.

– Можно поинтересоваться – почему?

– Черт его знает… Линейка – метроном, отсчет внутреннего темпоритма… Ногами можно поболтать… Потом, знаете ли, в мои годы сад «Эрмитаж» часто посещали хорошенькие девушки… А я по природе наблюдатель, доставляет радость любоваться прекрасным… По какому поводу искали, Андрей Владимирович? – Костенко устроился на подоконнике и сразу же полез за сигаретами.

– Во-первых, хотел познакомиться с вами. Наслышан, как и все, но ведь работать с вами никогда не приходилось… Во-вторых, хотел посоветоваться о деле… В-третьих, мне сказали, что вы как-то увязываете гибель Зои Алексеевны Федоровой с убийствами Ястреба и Груздевой. Это правда?

– Допустим… Но вы ж в расследовании дела Федоровой участия не принимали…

– Я Зою Алексеевну хорошо знал, Владислав Романович.

– Да? Но если вы ее хорошо знали, то ваша фамилия наверняка была б в ее телефонной книжке…

– Моя фамилия была в ее телефонной книжке, – так же невозмутимо, со странно-доброжелательной улыбкой ответил Строилов. – Более того, я сам вписал в нее свой домашний и служебный номера.

– Это когда было? – Костенко раздавил в маленькой пепельнице окурок и сразу же закурил новую сигарету. – В каком году?

– В том самом, – лицо Строилова резко изменилось, постарело в мгновение. – Они тогда у моего отца собирались, отмечали годовщину Лидии Андреевны Руслановой, все владимирские узники съехались, кто еще был жив…

– Погодите-ка, – лоб Костенко свело рублеными морщинами, – вы хотите сказать, что именно ее записная книжка – надо понимать, последняя – была похищена преступником?

– Почему «преступником», а не «преступниками»?

– Вопрос правомочен… С вашим батюшкой об этой трагедии говорили?

– Конечно… Он считает убийство Зои Алексеевны политическим преступлением.

– Мотивы?

– Мотивов нет… Интуиция…

– В каком году вашего отца забрали?

– По «русскому делу»… В сорок восьмом… Следом за Вознесенским и Кузнецовым… Он в Ленинграде работал, по строительной части… И очень дружил с Лидией Андреевной Руслановой и ее покойным мужем…

– По Особому совещанию шел?

– Конечно… Старик – кремневый, его на процесс просто так не выведешь…

– Герой Гражданской войны Иван Никитович Смирнов, член Реввоенсовета Троцкого, тоже был не робкого десятка, однако ж – уговорили, вышел…

– Отец знал об этом… Поэтому предпочел бы смерть ужасу постановочного процесса.

– Вам тогда сколько было?

– Три месяца… Кстати, отец убитого Ястреба с моим стариком по одному делу шел – Ястреба расстреляли, моему вломили двадцать пять с поражением в правах: «Попытка создания Российской республики с выходом из СССР»… Так что искал я вас столь настырно оттого, что ко всему этому клубку, – Строилов кивнул на тома старого дела Федоровой и папочки с материалами по Ястребу и Людке, – у меня интерес не столько служебный, сколько гражданский.

Верю ли я ему, подумал Костенко; мы отучились верить людям; змейски просчитываем свои мысли и поступки почище шахматных гроссмейстеров – на много ходов вперед…

– Отчего вы меня унизили внештатным консультантом, капитан?

– Я не могу зачислить вас в опергруппу, Владислав Романович… Закон есть закон… Поэтому пробить статус внештатного консультанта тоже было не просто, но, к счастью, прошло, да и взрыва зависти не будет…