Но миссис Гренвилл таяла на глазах. Она целыми днями сидела дома, погрузившись в воспоминания и считая дни до той минуты, когда сможет наконец воссоединиться с мужем.

О Леоне она почти не думала и не строила никаких планов на ее счет.

– Ты не должна умирать, мама, – однажды сказала ей Леона в полном отчаянии.

Она почти видела, как ее мать ускользает в неведомый мир, где, как она была убеждена, ее ожидает любимый муж.

Слова Леоны, казалось, не произвели на мать никакого впечатления, и, теряя всякую надежду, она добавила:

– Что станет со мной? Что мне делать, мама, если ты оставишь меня?

Казалось, мысль о судьбе дочери пришла Элизабет в голову только сейчас.

– Тебе нельзя оставаться здесь, милая.

– Одна я не смогу, – согласилась Леона. – Кроме того, когда ты умрешь, у меня не будет даже твоего вдовьего пособия, чтобы прокормиться.

Миссис Гренвилл закрыла глаза: ей не понравилось напоминание о том, что она вдова. Затем она медленно произнесла:

– Принеси мне мои письменные принадлежности.

– Кому ты собираешься писать, мама? – заинтересованно спросила Леона, исполняя ее просьбу.

Она знала, что родственников у них очень мало. Родители отца были родом из Девоншира и давным-давно умерли.

Ее мать родилась неподалеку от Лох-Левен, но осиротела еще до того, как вышла замуж, и жила со своими престарелыми дядей и тетей, которые умерли вскоре после того, как она уехала на юг.

Леона предположила, что, наверное, были какие-нибудь двоюродные братья или сестры по линии отца или матери, которых она никогда не видела.

– Я пишу, – тихо проговорила Элизабет Гренвилл, – лучшему другу моего детства.

Леона молча ждала продолжения.

– С Дженни Маклеод мы росли вместе, – сказала она. – И поскольку мои родители рано умерли, я месяцами жила у нее в доме, а порой она приезжала погостить ко мне.

Мама мечтательно смотрела в пространство, окунувшись в воспоминания детства.

– Родители Дженни впервые вывели меня в свет, это был грандиозный бал в Эдинбурге, нам обеим тогда было почти восемнадцать, и когда я покидала Шотландию с твоим отцом, единственное, о чем я жалела, что больше уже не смогу так часто видеться с Дженни.

– Ты так и не видела ее с тех пор, мама?

– Первое время мы регулярно писали друг другу, – ответила миссис Гренвилл, – а потом… Ты же знаешь, как это бывает, Леона, люди всегда стараются отложить дела на завтра.

Она вздохнула и продолжила:

– Я всегда получала от нее очень милые письма на Рождество, кроме, пожалуй, прошлого года.

Миссис Гренвилл ненадолго замолчала.

– Возможно, это… – наконец проговорила она. – Это было так… безумно тяжело… потерять твоего отца… Я очень плохо помню последнее Рождество.

– Ничего удивительного, это было такое печальное время, мама, – согласилась Леона.

Ее отец умер в середине декабря, и у них не было рождественской елки, не было подарков, и даже гостей, поющих рождественские песни, Леона не впускала в дом – она боялась расстроить мать.

– Я пишу Дженни, – сказала миссис Гренвилл, – и прошу ее после моей смерти заботиться о тебе и любить тебя так, как мы любили друг друга в детстве, когда были маленькими.

– Не говори о том, что ты собираешься покинуть меня, мама! – воскликнула Леона. – Я хочу, чтобы ты поправилась. Хочу, чтобы ты осталась со мной и помогала мне присматривать за домом и за фермой.

Ее мать не ответила, и через некоторое время Леона сказала:

– Ты прекрасно знаешь, именно этого хотел бы отец. Ему бы не понравилось видеть тебя такой, как сейчас.

– Бесполезно, милая, – ответила мать. – Когда твой отец нас оставил, он унес с собой мою душу, мое сердце. Во мне ничего не осталось, кроме боли и желания найти его и воссоединиться с ним.