Гуров бился около часа с директором лагеря, но тот так и не смог объяснить, какие же такие причины могли быть у преступников, чтобы убить директора «Росинки». Скорее всего, это были только фантазии и страхи самого Касаткина. Но он так убежденно говорил о них, что поначалу сыщик и правда поверил. Но даже результаты вскрытия однозначно показали, что причиной потери сознания руководителя «Росинки» был сердечный приступ. В чем был прав Касаткин, так это в том, что работа у них была «на износ».

Безруков приехал после обеда. Выглядел лейтенант уставшим и понурым. Поздоровавшись с Гуровым, он уселся на лавку и замолчал. Порадовать своего шефа ему явно было нечем. Да, подумал Гуров, глядя на молодого оперативника, в молодости так и бывает: небольшая неудача, не срослось, не получилось, как планировалось, и сразу сомнения в своих силах, способностях. В молодости хочется всего и сразу. И только с возрастом понимаешь, что достигается все трудом, работой. Гуров сел на лавку рядом с Безруковым и заговорил, вроде бы и не обращаясь к молодому напарнику, а так, размышляя вслух.

– Мне тут как-то в поезде попалась книженция. Так, детективчик, который кто-то забыл в вагоне. Вроде и неплохой, и не скучный. Правда, читать мне его было неинтересно. Если судить по этой повести, то вся работа уголовного розыска – это перестрелки, погони, схватки с преступниками. И, что любопытно, у каждого опера, а то и целой оперативной группы одно-единственное дело, которому они посвящают все свое рабочее и личное время. А ведь начни писатель рассказывать, как по-настоящему протекают будни оперативника уголовного розыска, то и читать будет не о чем. Да и писать тоже. Ведь если начать описывать, сколько времени у нас уходит на написание плана работы на следующий день, отчета для планерки о выполненной работе, сколько времени мы тратим на написание рапортов, которые надлежит подшить в то или иное розыскное дело, умом тронешься. И, самое главное, это большая роскошь – одно дело у оперативника. Но в реальности такого вообще не бывает. Каждому отписано начальником по пять, шесть, восемь дел. И всеми ими надо заниматься, причем одновременно. У тебя сколько сейчас дел, Тимофей?

– Одиннадцать, – пробурчал лейтенант.

– Вот! – назидательно поднял указательный палец Гуров. – В книгах и фильмах в работе оперативника столько романтики и геройства, а в реальной жизни рутина, рутина и еще раз рутина. Но есть два положительных момента, Тимофей! Первое – ты приносишь пользу людям. И каждое раскрытое преступление, каждый пойманный преступник – это чья-то спасенная жизнь, это реальная помощь кому-то, кто попал в беду.

– А второй положительный момент? – с интересом посмотрел на полковника Безруков.

– А второй положительный момент в том, что никто не видит нашей работы со стороны, и это просто здорово. Никто не видит погонь и перестрелок, мы работаем незаметно. Это в фильмах погоня по городу со стрельбой – признак геройства, а в реальной жизни за это выговора лепят и погоны снимают. Это непростительная халатность и дилетантство, если тебе пришлось гоняться по городу, создавая опасность для окружающих. Это непрофессионально, этим нельзя гордиться.

– Ну да, – кивнул лейтенант, – наверное, вы правы.

– Конечно прав! – уверенно заявил Гуров. – Я не страдаю от ложной скромности. Мне приятно, когда я прав и когда меня за мою правоту хвалят. Любой человек любит, чтобы его хвалили, и нечего тут стесняться. Давай, Тимофей, делись новостями, а я тебя буду хвалить. Ну, что ты там нарыл нового?