Воины засыпали мгновенно, видать, им не впервой вот так спать. А я никак не могла улечься. Земля была сырая, и холод пробирал до костей. Промучившись полночи, села и протянула ноги к остаткам костра. Это просто невыносимо. В какой-то момент так захотелось попроситься в палатку, хоть на какое-то подобие постельки. Но я подавила в себе этот жалкий порыв и вновь улеглась.

Уснуть так и не удалось до самого рассвета, мучили мысли об оставленном где-то далеко моём мужчине. И о том, что Катька, вредная соседка, уже давно посматривает на моего Серёжку жадными глазами. Меня рядом нет, и эта ведьма может воспользоваться ситуацией. Конечно, верю в мужскую порядочность, но я ж и не дура. Как он там сейчас? Ищет ли меня? Кто-нибудь вообще знает, что мы с Ванькой пропали?

Где брательник делся? Хоть бы с ним всё было хорошо, на сердце за него тревожно.

Подобные мысли будоражили моё сознание. Промаявшись всю ночь, еле-еле дождалась утра.

Лишь только воины начали подыматься, я с радостью подскочила и вызвалась с другими собирать хворост. Оказалось, что часть «ниндзей» ночью куда-то ушли. Как позже узнала, этот лагерь находился недалеко от границы и каждую ночь они делали обходы. Объяснялась я пока жестами, но с каждым часом мой словарный запас всё более пополнялся. Языки мне всегда легко давались. И хотя наши разговоры сводились к примитивному, чувствовала, что пройдёт ещё немного времени, и я смогу с этими средневековыми воинами довольно сносно говорить.

Делая вид, что активно выискиваю сухие ветки для костра, стала продвигаться в направлении противоположному тому, куда мы ходили к ручью. Разведать нужно как можно большую территорию, только так я смогу спланировать побег.

День прошёл в хлопотах по лагерю: сбор дров, готовка обеда, мытьё посуды. Под вечер так умаялась, что не хотелось даже на разведку идти, глаза слипались после бессонной ночи, а конечности не слушались после суматошного дня. Но я стойко побрела за Стиром, так звали пожилого воина, ручью. Позволила себе забрести чуть дальше, якобы по нужде. Он удивлённо на меня посмотрел, но не остановил. Пусть думает, что мальчишка сильно стеснительный.

Следующая ночь так же прошла без сна, хоть я и была безумно уставшей, но так и не смогла уснуть. Лишь на четвёртую ночь свалилась от усталости и, наконец, немного выспалась. Всё это время приходилось ходить в шапке. Голова под ней уже не только чесалась, но и болела.

Как только в лагере перестали обращать внимания на мои передвижения, я рванула к ручью и с облегчением помыла голову и вымылась, пусть и в ледяной воде, с грустью вспоминая родную ванную в нашей трёшке. Просушив на солнышке волосы, вновь запрятала их под шапку, хотя единственным желанием было выбросить её подальше. Но разоблачение меня пугало гораздо больше.

В один из дней в лагерь притащили какого-то мужичка. Повторилась почти та же история, что и со мной, с той лишь разницей, что он умел говорить на местном языке. И после разговора с главным его сразу же связали.

Мне стало плохо. А что, если бы я знала язык, вдруг, тоже сказала бы что-то не то, и со мной обошлись бы подобным образом, если ещё не хуже.

Отвязывали мужика только чтобы покормить и сводить в кустики. Он был озлобленный, рычал на всех. Из жалости хотела как-то его накормить, но меня остановил Стир. По его взгляду поняла, что это может выйти мне боком. Потому засунула свою жалость подальше, самой бы спастись. Чувство самосохранения всё же самое сильное чувство у человека.

Прошла почти неделя моего проживания в походном лагере. Лес был как лес, такой же, как в нашей русской глубинке. Обычные сосны перемешивались с елями, меж ними встречались знакомые кустарники и травы. Мне очень хотелось найти различия, чтобы убедиться, что я в другом, неизведанном мире, но, увы, всё было до боли знакомым. Чужими оставались только люди. Я так и не смогла определиться - то ли это другой мир, то ли другая реальность.