Лишь Акимов сидел, пригорюнившись, дурак дураком, одинокий, как чертополох в цветнике, и, отколупывая по кусочку, питался хлебушком. Хотя свой борщ он с голодухи съел.

– А вот и мы, – Колька впихнул в комнату Соньку. – Получите и распишитесь.

Наталья, вскрикнув, кинулась к дочке обниматься, целоваться, ощупывала, проверяя, все ли у нее на месте и цело, а девчонка высокомерно-снисходительно принимала мамины ласки. Екатерина Сергеевна от всей души, с чувством пожала Колькину руку, подергала золовку за кофту, деликатно позвала:

– Ната-а-аша! Пора и честь знать. Продолжишь на улице.

– Да-да, – спохватилась та, отвлекаясь от дочки, – спасибо! Уж извините!

– Не за что, – Вера Владимировна передала Мишу его маме, – долг прежде всего… Ребята, а вы-то куда?

– Наташку отведу домой, – объяснил Пожарский.

– А я провожу, – тотчас заявила Ольга.

– Как же… – жалко встрял Акимов, указывая на стол.

Однако падчерица сказала голосом, не допускающим возражений:

– Все можно подогреть, еще вкуснее будет, – и, прихватив пальтишко, выпорхнула из комнаты.

Невеселое торжество выходило.

Вера, переведя дух, сузив глаза, посмотрела многообещающе и отвернулась.

Лишние уши убрались, уже не надо было изображать из себя уравновешенную даму, радушную хозяйку. Ушла и дочь, которой нельзя было показывать дурного примера, как не надо себя вести в семейной жизни. От злости сводило скулы, кривился рот. Почему-то лишь сейчас бросились в глаза глупый газетный сверток, торчащий в вазе, и выеденный до капельки борщ только в одной тарелке, и толсто нарезанный хлеб, и эти чертовы крошки на скатерти! Сто раз говорила – не ломать хлеб, а если невтерпеж, то над тарелкой!

Боже, как она все это ненавидит. И эту глупую улыбку, и виноватый, как у прибитой псины, взгляд, и мягкое выражение на лице, как у добродушной, выжившей из ума бабули. И то, что обычно к приходу с работы теперь все выметено, прибрано, приготовлено, теперь не умиляет, а приводит в бешенство! То ли от неимоверной усталости, то ли из-за глупости всей ситуации – ведь впервые решили отпраздновать годовщину свадьбы, и все сразу через… то есть насмарку, или даже от того, что маячила тут эта… Сергеевна! Ну вот бывают же такие люди, которые неприятны не потому, что что-то тебе сделали, а так…

Захотелось просто уйти в комнату, хлопнув дверью, но надо же сунуть в его глупую морду этот глупый подарок, новенькую американскую бензиновую зажигалку фирмы «Зиппо». Кстати, где она?

Вера, с отвращением отвернувшись, полезла в сумочку – а когда повернулась, перед глазами маячил невероятный, роскошный, яркий букет. Вот это да! Сто лет, а то и никогда такого не видела.

Опытный муж не лепетал, не мямлил, просто вручил цветы, дождался, пока жена – ну совершенно случайно – погрузит осунувшееся, усталое лицо в букет, вдохнет пусть и невнятный, но нежный аромат, сделал вид, что скромно отходит прибирать со стола. И тактически выверенно зашел с тыла.

Вера принялась было отбиваться:

– Сережа, погоди, с ума сошел!

– Ничего не слышу. И знать не хочу.

…Некоторое время спустя Акимов курил, выпуская дым в форточку, как и положено отцу семейства, непосредственно в собственной комнате, и любовался подарком. Хорошо, когда все само по себе складывается. Жаль, что редко.

Рассерженный Колька всегда носился мустангом, поэтому Наташка еле поспевала за ним, задыхалась. Но упрямо лепетала и ябедничала:

– …А потом Сонька говорит: пойдем посмотрим фильм. Я ей грю: нельзя, это для взрослых, а она: ничего, еще и пройдем бесплатно, или проведут.