– Стойте-ка, я кое-что вспомнила. Когда мы продали пиццерию, нам пришлось потратить много дней на разборку всего, что скопилось в помещении за долгие годы. И знаете, я нашла в подвале картонную коробку, набитую книгами.

– Вы думаете, он их читал в ресторане тайком от вас?

– Да нет же! Я тогда еще спросила его насчет них, и он ответил, что складывал в коробку книги, забытые посетителями за все годы. Он их сохранял на случай, если за ними кто-нибудь явится. Мне это тогда странным показалось: не припоминаю, чтоб наши посетители оставляли книжки на столах. Но я ведь не постоянно находилась в зале. Да и после работы я шла домой, а он оставался прибирать. И в пиццерии он проводил гораздо больше времени, чем я. Уходил туда в восемь-девять утра, а возвращался только к полуночи.

– Н-да, ничего себе рабочий денек! – заметил Фредерик.

– Для Анри такая жизнь была счастьем. Он обожал утренние часы, когда никто ему не мешал. Замешивал тесто, старался почаще изобретать новые рецепты, чтобы клиентам не приедались наши пиццы. А еще, забавы ради, давал им имена. Помню, одну пиццу он назвал «Брижит Бардо». А другую, с красным перцем, – «Сталин».

– Почему «Сталин»? – удивилась Дельфина.

– Да откуда мне знать?! У него были свои причуды, и немало. К примеру, он очень любил Россию. Ну, то есть русских. Говорил, что это гордый народ, прямо как мы, бретонцы.

– Вот как…

– А теперь вы уж извините, но мне пора уходить, я должна навестить подругу в больнице. Больница, дом престарелых да кладбище – вот и все мои развлечения. Так и хожу из одного места в другое, прямо заколдованный круг какой-то. А вы с чем ко мне пожаловали-то?

– Скажите, вам нужно идти прямо сейчас?

– Да.

– В таком случае нам лучше встретиться еще раз, – сказала приунывшая Дельфина, – у нас есть к вам разговор, который может занять некоторое время…

– Вон как… Вы меня прямо заинтриговали, но мне и вправду пора.

– Спасибо, что уделили нам время.

– Не за что. А вам понравился мой карамельный чай?

– Да, очень вкусный! – дружно ответили Дельфина с Фредериком.

– Ну, тем лучше, потому что мне его подарили, а я его терпеть не могу. Вот и пытаюсь от него избавиться, когда гости приходят.

Увидев ошарашенные лица парижан, Мадлен добавила, что это просто шутка. Старея, она обнаружила, что никто не считает ее способной на розыгрыши. Почему-то считается, что старики все сплошь мрачные, бестолковые и напрочь лишены чувства юмора.

Прощаясь, Дельфина спросила, когда они смогут увидеться еще раз. Мадлен объяснила, не без иронии, что свободна от всяких обязанностей, они могут приходить когда угодно. Договорились на завтра.

И тут старуха обратилась к Фредерику:

– А вы, молодой человек, неважно выглядите.

– Вот как?

– Вам бы невредно побольше гулять у моря.

– Вы правы. Я действительно мало гуляю.

– А чем же вы занимаетесь?

– Пишу.

И Мадлен бросила на него соболезнующий взгляд.

Войдя в больничную палату, где лежала ее подруга, Мадлен рассказала ей о сегодняшних посетителях. И увенчала свой рассказ шуткой о карамельном чае, чтобы развлечь больную. Сильвиана сжала ее руку, в знак того, что оценила юмор. Эти женщины дружили с детства, вместе прыгали через веревочку в школьном дворе, делились рассказами о первом поцелуе с мальчиком, потом обсуждали, как воспитывать детей, а жизнь тем временем проходила, и вот уже умерли, почти одновременно, их мужья, и теперь одной из них предстояло уйти раньше другой. Однако Мадлен продолжала демонстрировать радость жизни, – по ее мнению, именно так и следовало держаться в подобных обстоятельствах.