– Посмотрите-ка! Она даже ни одного вопроса шефу не задала и сейчас наши мнения ее не интересуют. Или, как всегда, она все знает наперед! – услышала Лола вслед и догадалась, что последнюю фразу произнесла ее главная конкурентка Бобриха.

Завернув за здание завода, она увидела тот же железный забор и возвышающуюся над ним гору металлолома. Впереди журчал водяной поток, и она пошла на звук вдоль ограждения.

Речка была быстрая, но узкая, с блестящими вылизанными водой выступающими валунами. Ее вполне можно было назвать ручьем, если бы не достаточная глубина, которая просматривалась сквозь кристальный поток.

«Та-а-ак, – протянула Лола, – здесь есть места, где при желании можно ее пересечь, переходя с камня на камень, и сделать это очень быстро. А там дальше холмы и лес, а через несколько километров можно на дорогу выйти. – Она сверилась с Google maps. – Сел в автобус или поймал попутку – и начинай новую жизнь! Но забор-то цел, а у центрального входа есть камеры видеонаблюдения, которые проверяли… Пройдусь еще раз вокруг, вдруг что-то проглядела».

Лола все еще не могла согласиться с основной версией полиции, подразумевающей, что Боцоли был убит на заводе, тело его расчленили и расплавили здесь же в печи, уж больно изуверски выглядело это предположение. То, что хозяин был брошен в раскаленный металл живым, после определенных проверок полиция отмела, но кровожадность проделанного от этого не становилась менее ужасной.

«Такое садистское убийство мог осуществить только человек, насмерть обиженный Боцоли или… или… – она не могла вытянуть нужную мысль из вертящихся волчком идей, – или душевнобольной!»

Лола двигалась вдоль реки, постукивая по забору куском металла, который подобрала в цеху, решив, что таким образом проще найдет лазейку или проход, откуда мог сбежать Боцоли.

Было совершенно ясно, что быстро перемахнуть через гладкое и высокое ограждение и остаться незамеченным, было невозможно.

Дойдя до заводской стены, где заканчивался забор, она так ничего и не обнаружила. Надо было возвращаться, и журналистка присела на старый пень, торчащий из высокой травы.

Лето подходило к концу, и изнуряющая жара, которая еще держалась по всей Италии, здесь, в предгорье Альп, совсем не чувствовалась. Лола представила обозленного и ничего не соображающего Николу Капелини с капельками пота на лбу, отрешенно уставившегося в компьютер.

– Бедный Никола, – прошептали губы.

Он не мог включить кондиционеры, установленные по всему дому, так как был обладателем редкого вида аллергии, и как только комнаты наполнялись прохладным воздухом, он разражался безостановочным чиханием, а нос наполнялся истекающей жижей.

– Как же ты на работе устраиваешься, в такую жару? – удивлялась Лола, представляя грозного Мефистофеля, так прозвала она Капелини еще с первой их встречи, трубно сморкающегося и вытирающего распухший нос платком.

– У себя в кабинете не включаю, а в других местах приноровился.

– Это как же? – Она знала, что даже таблетки, выписанные врачом, помогали ему очень плохо.

– Я маску себе подобрал такую, что защищает не только от ковида. – Брови Лолы поползли вверх. – Да-да, именно так! Правда, не знаю, на сколько ее хватает, хотя я как-то два часа на конференции в ней просидел, и ничего, продержался без насморка, так что масочный режим в этом отношении мне на руку.

– Так и сейчас надень, чего мучиться, а я кондиционер тогда включу, – предложила Лола.

– Нет, не хочу дома в наморднике ходить, уже сил нет. Иди сюда! – Он брал ее за руки, прикладывал ладони к своему лбу. – Какие у тебя руки прохладные! Вот мне и не жарко уже. У вас в России у всех такая кожа холодная? – Он целовал ее пальцы, потом обнимал порывисто, находил ее губы, и вот они уже оказывались на диване…