– Ну, вы же не расстаетесь? – спрашивала Татьяна, кидая аудиосообщение в чат, в ночь перед тем, как уехать в Петербург.
– Нет, конечно, но… – грусть за улыбкой едва скрывалась. – Все равно нелегко. Мне еще два года учиться. Потом, наверно, вернусь в Москву. Но эти два года надо как-то пережить.
– Ну, ты знаешь, что я тебе никакой дельный совет дать не смогу, – сама над собой подтрунивала Татьяна в аудиоответе. – Остается лишь надеяться, что любовь все стерпит.
«Ваша с Вадиком не вытерпела», – написала Лада и поставила подозревающий смайлик.
– У нас с ним толком ничего и не было, – зафиксировал микрофон удрученный голос.
Подруга на это отправила грустную желтую рожицу.
Татьяна поехала в родной город раньше Адлии на неделю, чтобы найти им жилье – просторную комнату в коммунальной квартире, желательно, поближе к центру. Денег у них было немного – хватило бы только на оплату первого месяца и залога. Адлия обещалась приехать потом вместе с Ариной и Ладой, которым жилье уже нашел Вадим. Татьяне просить о таком было некого, точнее, мать она просить не хотела, да и та бы ни за что не выбрала комнату в коммуналке.
Татьяна снова остановилась в маминой квартире погостить на время поиска. Она целыми днями мониторила сайты по аренде жилья и читала множество статей о том, как не попасться мошенникам. Комнату ходила смотреть вместе с матерью. Ей, как и ожидалось, ничего не нравилось: все казалось слишком ветхим, грязным и до неприличия простым. Мать снова предлагала денег, чтобы они смогли снять нормальную отдельную квартиру, но Татьяна решительно отказалась.
– Кстати, это мне тоже не нужно, – однажды вечером она положила на кухонный стол перед матерью банковскую карту – подарок на день рождения.
Мать с негодованием вздохнула и опустила тяжелый взгляд на плоский прямоугольный кусок пластика с блестящими выпуклыми цифрами.
– Ты даже не смотрела, сколько там? – она соскребла карту со стола тонкими пальцами.
– Нет.
Татьяна скрестила руки на груди и расставила ноги шире, чтобы чувствовать себя уверенней.
– Чего ты боишься? – мать, наконец, удостоила ее взглядом, обиженным и высокомерным одновременно. – Я не буду запрещать тебе что-либо или запирать тебя. Хотела бы и могла бы, давно бы уже сделала.
Обычно высокий голос матери резко понизился и погрубел. Боль сдавливала ее горло, отчего говорить становилось труднее. Лицо казалось напряженным. Татьяна тоже напряглась. Брови нахмурились. Глаза сосредоточили фокус на худой фигуре.
– Просто ты и так всю жизнь мои прихоти исполняла, – ответила девушка слегка дрогнувшим голосом. – Пора и честь знать.
Мать усмехнулась и мотнула головой, погладив сияющую лысину. Грудь сильно поднялась под давлением легких, втянувших много воздуха, и медленно опустилась до нормы. Минуту она сидела с поджатыми губами, исследуя рисунки на обоях.
– Да, пожалуй, пора признать, что ты повзрослела, – улыбнулась безрадостно.
Татьяна смотрела напряженно, пытаясь осознать чувства, что клокотали в груди. Самыми мощными казались страх и благодарность. Вадим был прав, мать дала ей не самую плохую жизнь, но в то же время отобрала важную ее составляющую – свободу, без которой все другие блага сильно теряли ценность, потому что невозможно наслаждаться ими, как хочется. Да, теперь Татьяна не могла себе позволить приготовленный профессиональным шефом изысканный салат с морепродуктами, но зато научилась сама готовить простой и вкусный плов, от чего получала гораздо больше удовольствия.
Глубокая обида пробиралась сквозь забытые воспоминания, нарастая в животе и сдавливая внутренности. Нервы обволакивались болью, всеобъемлющей и острой. Хотелось охранять свою свободу до конца и больше не позволять собой манипулировать. Но затем просыпалась любовь. Любовь к матери, к такой, какой она была и какой стала. Она все равно была ее мамой. С ней было связано и много хороших воспоминаний. Татьяна ведь долгое время не чувствовала себя несчастной. Вадим опять оказался прав: мать все равно ее многому научила и все равно ее по-своему любила. Да, Татьяна ее не выбирала, но вряд ли смогла бы выбрать лучше. Даже сейчас.