Отдав команду, я посмотрел в монитор планшетника, где отражалось не только точное местонахождение каждого бойца взвода, но и его самочувствие – пульс, кровяное давление, температура тела и прочие характерные величины, большинство из которых мне были не просто малоинтересны, но и непонятны, хотя понятны они должны быть любому медицинскому работнику.

В боевую операцию мы медиков с собой не берем, за исключением штатного санинструктора, который способен, как и командир взвода, оказать только первую необходимую помощь раненому на месте, но не больше. То есть санинструктор тоже не являлся медицинским светилом.

Я вполне отдавал себе отчет, что система экипировки «Ратник» создавалась не только для работы взвода спецназа ГРУ. У других родов войск могут быть разные обстоятельства. И даже у нас, по большому счету, те же данные с моего планшетника могут уходить на точно такой же девайс, скажем, начальника штаба сводного отряда, рядом с которым может в нужный момент находиться и грамотный медик, который будет способен дать вовремя нужную подсказку.

В условиях батальона данные в обязательном порядке уходят на планшетник начальника штаба и командира батальона. И их тоже может консультировать медик. Таким образом, функции аппаратуры не стали лишними из-за того, что не все могут ими пользоваться. А то, что сам костюм «Ратника» имеет, по сути дела, в себе интегрированную медицинскую лабораторию, можно отнести только к плюсам. При этом раненый или контуженый боец, если он находится в сознании, вполне бывает в состоянии нажать кнопку сигнала о вынужденном выходе из боя или о необходимости оказания себе медицинской помощи со стороны. То есть если существует необходимость эвакуации человека с поля боя. Мне с моим взводом прибегать к таким мерам не приходилось, но на тренировках подобные действия мы отрабатывали. И всегда могли применить эти навыки.

К счастью, сейчас никому не было необходимости нажимать эту кнопку и вообще не было необходимости оказывать кому-то медицинскую помощь.

Взвод начал движение. Я пошел во второй линии по центру, чтобы иметь возможность переместиться на любой фланг, как только возникнет такая необходимость.

Правильность выбранной позиции определилась уже вскоре. Доклад пришел с правого фланга, но не от охранения, а напрямую из строя.

– Товарищ старший лейтенант! Рядовой Феоктистов. Впереди плохо различимый в темноте бруствер. Кажется, каменный. Над бруствером – свечение, схожее по уровню со свечением человеческого тела.

– Не сближаться. Там может быть пулемет. Ждать меня. Иду в вашу сторону. Всему взводу – остановиться и ждать!

Определить сторону было несложно. Рядовой Феоктистов был бойцом первого отделения взвода. А первое отделение шло по правому флангу. Командир отделения сержант Мослаков находился в передовом охранении, отделением в его отсутствие командовал, как обычно, младший сержант контрактной службы Колобков, который в то же время являлся и штатным сапером взвода, то есть самым опытным сапером среди моих солдат.

– Колобков! – сразу позвал я. – Ты где разлегся?

– Я замыкаю фланг, товарищ старший лейтенант, – отозвался сапер.

– Бруствер видишь?

– Так точно. Мы с Феоктистовым в одной тройке. Он мне локтем по носу задевает.

Феоктистов тощий и длинный, под метр девяносто с лишним, боец, а младший сержант Колобков, кажется, чуть ниже, чем метр семьдесят, хотя крепко сбит и ладно скроен. При этом Колобков имеет длинный нос, а Феоктистову всегда некуда девать локти.

Фраза сапера, как показали наушники, вызвала всеобщий смех. Солдатам необходимо было разрядиться. И я дал целую минуту на такую разрядку, после чего стал говорить предельно серьезным тоном: