– Продолжать наблюдение. Докладывать о любом изменении ситуации! – категорично потребовал я.

– Товарищ старший лейтенант, впереди провод, – сообщил Мослаков. – Замаскировал плохо. Присыпан хвоей даже рядом с березой. Расчет только на ночную темноту. Или не умеют маскировать, или торопились – одно из двух. Если идет к взрывателю, то взрыватель электрический, не натяжной.

– Скорее, торопились. Короче, так сделай, Юра. Ложись за какой-нибудь пригорок и спутников своих уложи. После чего провод перережь или переруби. Взорвется или нет? Всем тоже залечь в ближайшее углубление! Неизвестно, где у мины «квартира»…

– Понял. Работаю…

Прошло долгих пять секунд. Ничего не произошло.

– Перерубил лопаткой, товарищ старший лейтенант. Никакого эффекта…

– Можешь удивиться, но об отсутствии эффекта я догадался.

– С вашего разрешения, я удивляюсь, товарищ старший лейтенант…

Есть у сержанта такая привычка, всегда оставлять последнее слово за собой. Даже после прямого приказа. Даже уставными словами, но обязательно что-нибудь да ответит. Я к этому давно уже привык и не заостряю внимания.

– Товарищ старший лейтенант! Там, в скалах, у этого боевика, похоже, какое-то подобие гнезда, – доложил младший сержант Коровкин, подтверждая мои недавние мысли об использовании скопления скал. – По крайней мере, он точно на чем-то сидит в своей яме, и, судя по всему, с большими удобствами. Яма, может быть, искусственного происхождения, а может, и естественного. Но сиденье, я предполагаю, точно искусственное. Сидит там, как перед телевизором, может быть, даже ногу на ногу забросил. Вот, точно, закуривает и из бутылки пьет. Может, пиво. Мне его отлично видно. Могу снять.

– Мне видно только часть плеча, – признался младший сержант Соломатов. – С моей позиции легко промахнуться.

– Так что, снимать? – Коровкин, как обычно, просил разрешения на работу.

– Да кому он здесь может понадобиться! Снимай, как только бутылку опустит. Дай попить человеку в свое последнее удовольствие…

– Может, я от зависти, потому как тоже пить хочу! Минералочки бы сейчас. Без газа, но соленой… Снимаю?

– Работай!

Громкий выстрел, сразу обрастая раскатистым эхом, прокатился над ущельем и затих среди деревьев. Я даже спрашивать не стал, насколько удачным он оказался. Привык к тому, что мои снайперы не промахиваются. Коровкин сам доложил:

– На два куска его развалил. Под поднятую руку попал.

– Но рука-то целая? – спросил я, с какой-то стати, вовремя или невовремя, вспомнив, что у эмира на предплечье должна быть цветная татуировка.

– Рука к верхней части вместе с головой приклеилась. Вторую руку мне не видно было, ничего сказать не могу. Но, поскольку я сверху стрелял, наверное, и вторая цела. Верхняя часть корпуса лежит на поверхности. А нижняя часть осталась в яме, вместе с задницей. Возможно, в положении сидя. Яма небольшая, из нее пулей не выбить. Проще туда вбить, как в могилу. Что в реальности и получилось…

– Ну, и хрен с ним… – в словах снайпера слышалось любование выполненной работой.

Я не любил смакования картин смерти и сейчас пресек разговор на эту тему:

– Значит, мы имеем в наличии только одного бандита. Предполагаю, что это эмир…

Я сам не знаю, откуда у меня взялось такое предположение. Как правило, случалось так, что эмира убивали последним, оставляя, грубо говоря, «на десерт». Это уже вошло в привычку не только в моем взводе, но и в других взводах спецназа ГРУ. История нечаянная, не описанная в сценарии, тем не менее постоянно повторяющаяся.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился младший сержант Коровкин. – Я только что рассмотрел: там перед бандитом стоял раскрытый кейс, а в нем что-то наподобие пульта. Должно быть, управление системой взрывов.