— Донесения говорят о подозрительных перемещениях алохских племен, о чудовищах в ночи и о странных магических огнях на горе Уньгань. Если мы правы и носитель найден, максимум через неделю войско отступников будет под стенами Города. Тогда и узнаем, право было пророчество или нет.

— Боюсь, тогда будет уже поздно, — горько усмехнулся принц, — я предпочту не допустить их встречи, хотя и уверен, что камни им все равно не помогут. Но рисковать не стану, и, если для этого мне придется убить всех сероглазых женщин в Городе, я это сделаю.

* * *

После рассказа бабули я полночи проворочалась без сна. В голове крутились ее слова, перемежаясь с моими собственными мысленными рассуждениями.

— У меня ведь семья была. Две дочери. Муж. Хорошо жили. Муж лавку держал, с артефактами. Он у меня умный был. Самоучка. Три обязательных класса для одаренных. Будь у нас деньги, в ахадемию бы поступил.

Она так и сказала: ахадемию. И столько было в этом слове эмоций, что сразу стало ясно: классовым равенством в Городе и не пахло.

— Я-то сама из простых. Бездарных. Приглянулась, видать, чем-то. Вот и взял в семью.

Мысленно сбросила бабуле лет этак пятьдесят и согласилась. Фигура, грудь, а главное — чувствовался внутри не просто стальной, а титановый стержень. Такая встанет рядом и тараном на врага пойдет.

Хм, не пошла.

— Муж погиб. Вступил в сопротивление, сказал, что не сможет остаться в стороне и жить с чужаками. Многие тогда так говорили. И никто не вспоминал о наказании богов. Как были слепцами, так ими и остались. А у меня две дочери на руках. Куда я пойду?

Так всегда. Мужчины думают о глобальном, о будущем, а женщины... о насущном. Обед приготовить, детей накормить. Не остается у них времени на войну. И я помечтала о том, чтобы каждому мужику вручать поварешку хоть на один день в неделю. Хотя нет, от такой повинности они быстрее войну организуют и сбегут на нее.

Лицо бабули исказила чернота давно живущего внутри горя.

— Я тем днем к соседке забежала, она нам мешочек крупы обещала дать в счет давнего долга, а когда вернулась... В дом залезли воры. Потом выяснилось, что свои, из соседнего квартала. Ничего не нашли, разозлились и девочек моих...

Судорожный всхлип оборвал фразу.

Сколько надо времени, чтобы размеренная, привычная жизнь превратилась в хаос? Чтобы благополучные, законопослушные граждане начали рвать друг другу глотки? Чтобы приличные люди опустились до грабежей, причем своих же соседей?

Сутки? Двое? Достаточно трех. И Город накрывает страшное полотно выживания. Озлобленная толпа обретает собственное сознание. Она берет под контроль тех, кто раньше мог максимум муху прибить, и делает из них чудовищ. Делит мир на своих и чужих.

Но кто сказал, что прав кто-то один?

— Сопротивление. Чужаки. Одни забрали у меня мужа, вторые дочерей. Так что ненавижу я всех одинаково. Король хоть за власть бился, а мы? Бабы, дети? Просто так гибли. Причем от своих. Пришлые, хоть и объявили нас своим наказанием, простых людей вначале не трогали. Понимали: бабы нужны, чтобы детей рожать, а тех уже по-своему воспитать можно. Наши же точно озверели... Всех под корень. А потом уже и те сорвались. Месть, она такая... Тяжело остановиться.

Я слушала, мечтая не видеть, но внутренний взор упрямо показывал трупы на улицах, кровь на камнях. Хотя здесь ведь зачищали дома до фундамента вместе с обитателями, так что улицы выглядели точно после ковровой бомбардировки. Даже трупов не оставалось.

— Сколько народу полегло... Остальные сбежали, а я вернулась... Дочек же похоронила тут, в лесу неподалеку. Куда я их брошу? Так и живу, не зная зачем. Поганю воздух своим дыханием.