– Летим на гору! – закричал штурман Г. Мягков.

– Право руля, вверх до отказа! – эхом откликнулся Гудованцев.

Резко забрали нос кверху, четвертый помощник командира В. Пачекин полностью повернул руль вправо. При скорости 110 км/час и видимости 150 метров в запасе у экипажа оставалось не более пяти секунд, чтобы просигналить в мотогондолы: «Стоп машина!» – и сбросить балласт… Но этих секунд было недостаточно.

Лязг и треск ломающегося каркаса заглушили вой полярной вьюги. Дирижабль массой свыше 20 тонн крушил деревья на склоне Небло-горы, не обозначенной на полетной карте – десятиверстке выпуска 1904 года.

– Я отдыхал в гамаке над гондолой экипажа, когда был разбужен страшным ударом и треском. Почувствовал дым, понял – горим. А ведь над головой гигантская цистерна с водородом! Мне уже приходилось гореть в дирижабле, – вспоминал В.А. Устинович. – Пробил обшивку киля и вывалился наружу. Горящие обломки дирижабля разламывались на деревьях и падали вниз. Снег был глубокий, и это спасло.

А вот что вспоминал бортмеханик К.П. Новиков:

– Свет погас. Чтобы вырубить мотор, ощупью отыскал выключатель. Ищу, но не нахожу двери. Голыми руками приподнимаю горящую материю, протискиваюсь до пояса, тяну застрявшую ногу. Наконец освободился. Волосы и одежда на мне горят, зарываюсь в снег. Встать не могу и решаю откатиться от горящего дирижабля. Слышу голос Устиновича: «Кто еще жив?» Собралось шесть человек. Развели костер…

Четвертый помощник командира В.И. Пачекин рассказывал:

– Я оказался среди обломков корабля, а сверху меня накрыла оболочка. Тут же начался пожар. Вдруг я вывалился из дирижабля в какую-то яму. Здесь уже находились Новиков, Устинович, Матюшин, Воробьев. Мои товарищи были в таком состоянии, что не могли вымолвить и слова.

Один из немногих оставшихся в живых, бортмеханик Дмитрий Иванович Матюнин, вспоминал: «Я ударился головой о радиатор и потерял сознание. Очнулся в снегу. Вижу – носовая часть дирижабля горит. Гондолу разворотило. Пожар – ужасный, до самого неба. Лежал в снегу, пока все не прогорело. Пошел к кабине. Смотрю, Устинович (бортинженер) ходит, Костя Новиков (бортмеханик) лежит – весь в крови, Бурмакин (тоже бортмеханик) – с перебитой ключицей. Потом появился Почекин (помощник командира). Последним пришел Воробьев (радиоинженер). Вот нас шесть человек и осталось в живых. Остальные погибли. Все одиннадцать человек лежат: пятеро по одну сторону, пятеро – по другую, один – по центру, а двоих нет. Подошли к носовой части – двое сидят: руки оторваны по локти, ноги – до колен и обгорелые».

Вершина Небло-горы была совсем близко, метрах в шести – десяти от места падения. Если бы дирижабль летел чуть выше, то избежал бы столкновения…

Катастрофа аэростата «СССР В-6 Осоавиахим» произошла в 18 километрах западнее станции Белое море. Обломки корабля были найдены в 150 метрах от вершины Небло-горы. Ранним утром со станции Кандалакша на помощь воздухоплавателям пришли спортсмены – лыжники и воины-пограничники. Оставшиеся в живых аэронавты были доставлены в больницу Кандалакши.

…Казалось, вся Москва вышла проститься с погибшими воздухоплавателями. Урны с прахом тридцати отважных людей, спешивших на помощь попавшим в беду соотечественникам, несли на руках от Дома Союзов до Новодевичьего кладбища. На бронзовой плите памятника экипажу «СССР В-6 Осовиахим», ниже контура дирижабля, выбиты фамилии погибших и надпись: «При катастрофе погибли лучшие сыны Родины, основоположники советского воздухоплавания, отдавшие себя до конца передовым идеям великого советского народа».