– Ох! – крякнул пахан. – Ох! – и сложился пополам, потеряв интерес к происходящему.

Едва Таран отпрянул в сторону, как на то место, где он только что стоял, обрушился табурет. На пол посыпались доски с торчащими гвоздями. Держась за отломленные ножки, Череп недоуменно захлопал глазами, но слишком долго заниматься этим ему не довелось. Спустив ему на локти расстегнутую рубаху, Таран лишил его возможности двигать руками, боднул его в нос и вновь сменил позицию, уклоняясь от беспорядочных ударов Кролика, Кавказца и Орангутанга.

Маневрируя, он наступил на дощечку с торчащим гвоздем, но не стал тратить время на то, чтобы оторвать от нее подошву. Все его внимание было сосредоточено на противниках, все силы вложены в блоки и удары.

Легче всех отделался красноглазый альбинос, отправленный пяткой в зазор между койками. Кавказцу, схватившему ложку с заточенной ручкой, Таран вышиб парочку передних зубов, а потом еще и приложил его носом об стол. За это время Орангутанг неоднократно достал его кулачищем и носком башмака, но все это были суетливые, скользящие удары.

– Вот как надо, – сказал ему Таран.

И продемонстрировал, стремительно работая руками.

Когда Орангутанг наконец повалился на пол, его физиономия представляла собой кровавую маску с белыми от боли глазами. Воспользовавшись передышкой, Таран избавился от деревяшки, приклеившейся к подошве. В кроссовке сразу стало мокро от крови. Не обращая внимания на эту царапину, Таран шагнул к пахану.

– Хорош! – просипел тот, не в силах ни разогнуться, ни оторвать скрюченные пальцы от живота.

Хорош? В смысле, хватит? Это он после того, как признался, что заведует пресс-хатой? Шалите, граждане отморозки, теперь и понятия против вас, и, что еще хуже, не совсем вписывающийся в понятия Таран.

Раз-два! Совершив изящный пируэт, он нанес два точных молниеносных удара, слившихся практически в единое целое. Первый, произведенный внешним рантом ботинка, пришелся в коленную чашечку Кавказцу, второй – основанием ладони – в верхнюю губу Кролика. Кавказец сделал шажок и рухнул лицом вниз как подкошенный. Кролика Таран захватил пальцами за многострадальную губу, потянул на себя и подвел к двери.

– Стучи, – сказал он. – Тут кто-то выламываться из хаты предлагал. Я не возражаю. Выламывайтесь, козлы.

– Ты кого это…

Хрясь! Получивший по ушам Череп тоненько завыл, пряча голову в ладонях. Хрясь! Разогнувшийся наконец пахан улетел за стол, кроша там уцелевший табурет.

– Стучи, – повторил Таран мычащему Кролику.

Тот подчинился.

– Что дальше? – проскулил он, когда его распухшая губа выскользнула из разжавшихся пальцев.

– Как что? – удивился Таран. – Кричи.

– Что? – гнусаво спросил Кролик, пойманный на этот раз за нос.

Его кореша вяло шевелились, приходя в себя после полученной трепки. Они походили на людей, побывавших в самом сердце урагана.

– На помощь зови, – подсказал Таран. – Мол, убивают и все такое. Только на полном серьезе кричи. Потому что я ведь и действительно пришибить могу. Веришь?

– Конвой! – заорал Кролик. – Вскрывай хату, пока нас тут этот псих не пришиб на хрен!

Это было не совсем по сценарию, но Таран возражать не стал. Пусть будет импровизация. Главное, чтобы от души.

Примерно через час, а может, и менее того, Тарана вновь повели по тюремным коридорам. Шаги гулко отдавались от металлических ступеней при переходах с этажа на этаж. Контролеры провожали Тарана взглядами, как осужденного на казнь.

Карцер? Еще какая-нибудь гнилая хата?

Эти и многие другие предположения мелькали в голове Тарана с калейдоскопической скоростью, но ни одно из них не оказалось верным. Его сопровождали в одиночную камеру, где со всеми удобствами располагался Шестипалый. Имя его было известно как в тюрьме, так и далеко за ее пределами. Авторитет его был непререкаем среди воров и честных каторжан.