Он впился взглядом в бумагу, но не прочитал и строки, как буквы стали бледнеть и расплетаться. А потом из отдельных фрагментов сложились и проступили вол, молот и топор. В стороне от них, в намеченных черточками ветвях толстого дерева, мелькнуло нечто, похожее на крыло большой птицы. Птица, которую так и не удалось разглядеть, взлетела. Внезапно лист полыхнул холодным огнем и превратился в пепел. Но только он один – остальной блокнотик Шурасика с гениальным творением про двадцать одноглазых учеников остался нетронутым. Хоть сейчас посылай в «Сплетни и бредни».

– Исчезло! Мне казалось, карандаш Клоппа вообще невозможно стереть. Ты хоть запомнила, что там было? – сдавленно спросил Шурасик.

– Приблизительно, – сказала Таня. Она обманывала. Она помнила все до последнего слова.

– А я даже прочитать не успел! – убито произнес Шурасик.

Он начал было приставать к Тане с расспросами, но от любопытства слишком сильно навалился на стол. Стол, и без того перегруженный томами, которые Шурасик натащил со всей библиотеки, рухнул. Опасаясь гнева джинна Абдуллы, Шурасик всплеснул руками и, вскрикивая: «Молоток! Пол-Тибидохса за молоток!» – умчался за домовыми.

Таня собрала свои тетради и поспешила уйти до его возвращения.

«Другой – справедливый, с серебряной головой и золотыми усами, будет на пылающей колеснице. Оружием же ему служат молот и топор…» – вспомнила она. Малютка Гроттер была убеждена, что буквы исчезли не случайно. Надпись карандашом из семи последних лучей должен был прочесть кто-то один. Для повторного прочтения она явно не предназначалась. И этим одним – или, точнее, одной – была она.

* * *

Накануне дня рождения Ягуна Таня, как всегда затянувшая с подарком до последнего момента, спешно размышляла, что бы такого приготовить для внука Ягге. Ее первой мыслью было преподнести ему выписанный по каталогу манок для драконбольных мячей. Этот манок, если верить инструкции, должен был подзывать мячи в воздухе, даже самые шустрые и неуловимые, вроде обездвиживающего.

К счастью, перед тем как дарить манок, Таня догадалась его испытать. Из манка вырвался кошмарный, леденящий кровь звук. Черные Шторы панически замахали кистями. Лежавший в углу чихательный мяч, оставшийся еще с тех времен, когда Таня была в команде, проснулся и сорвался с места. Стараясь улепетнуть от свиста, он расколол стекло и умчался в неизвестном направлении.

– Ничего себе «подзывать мячи!» Да он их распугивает! – воскликнула малютка Гроттер.

Но если манок и распугивал мячи, существовало нечто, что он привлекал. Со всего Тибидохса в комнату к Тане стали стекаться привидения. Вскоре их набилось такое множество, что они то и дело проплывали одно сквозь другое.

– А где мертвец? – вращая головой, как это никогда не сумел бы сделать живой, поинтересовался поручик Ржевский.

Несмотря на то что, по слухам, упорно распускаемым его супругой, он уже был произведен в капитаны, Ржевский упорно носил прежний мундир и иначе, чем на поручика, не откликался. Зато ножей в спине стало как будто меньше. Да и вообще вид у безбашенного призрака был менее запущенный, чем во время холостяцкой жизни.

– Мертвец, говорю, где? В шкаф его, что ли, спрятала? – недовольно повторил Ржевский.

– ??? – Таня не находила слов.

– Разве ты не звала нас на похороны? Ну мы пришли – дальше что? – продолжал напирать призрак.

– Вы в своем уме? – рассердилась Таня.

– Неужели? А мы слышали похоронный призыв. Такой всегда раздается, когда душа отделяется от тела! – пояснила Недолеченная Дама. Она огляделась и, убедившись, что мертвеца действительно нет, разочарованно вздохнула. – Но если никто не умер, тогда мы полетели. У нас мало времени… Кстати, я не говорила, что подаю на развод?