Тибидохс казался плоским, точно вырезанным из гигантского куска шершавого картона. На дубе, загадочно улыбаясь, сидела птица Сирин. Ее мощные загнутые когти поразительно не сочетались с одухотворенным и прекрасным женским ликом, точно сошедшим с фресок.

Таня хотела было подойти к вещей птице и попросить предсказать судьбу, но раздумала. Она побаивалась знать все наперед, к тому же Сирин питалась отнюдь не вегетарианской пищей и была неравнодушна к сырому мясу.

Таня уже проходила мимо, как вдруг птица Сирин встрепенулась и произнесла:

В любви ты только боль найдешь,
Коль не предашь, то путь пройдешь.
Все деньги – ложь, все злато – бред,
Важнее крови платы нет.
Когда платить придет пора –
За все лишь жизнь одна цена.
Когда на плахе голова,
Себя забудь – ищи слова.
Когда утащит вор у вора –
Пророчество свершится вскоре.

Таня Гроттер с беспокойством оглянулась. Она подумала, возможно, Сирин обращается к кому-то еще. Но рядом никого больше не было. Сирин молчала и отрешенно смотрела на солнце. Она часами могла смотреть на солнце не щурясь.

Невесело размышляя о туманных пророчествах, Таня отправилась в соседний ангар навестить молодых драконов.

«Эх, почему мне так легко с драконами и так тяжело с людьми? Нет, все-таки я какая-то не такая. Неправильная какая-то. Может, я должна была родиться драконом, тигром или собакой и только по ошибке родилась человеком? Бывают же такие удручающие ошибки!» – думала Таня, вспоминая лекцию заезжего восточного мага, чье имя было таким длинным, что целиком его помнил только джинн Абдулла.

Ртутный, Пепельный, Искристый, Огнеметный, Дымный и другие сыновья Гоярына в отличие от своего знаменитого отца не впадали в спячку. Они были для этого слишком горячими. Никакой мороз не мог остудить их кипящую кровь. Нетерпеливо дожидаясь, пока джинны принесут им ртути и выведут полетать, они ревели, кусались, подскакивали, сталкивались грудью, ударяли друг друга крыльями, выпускали струи дыма пополам с огнем и колотили хвостами в гулкие стенки ангара.

Заглянув к ним, Таня закашлялась от едкого дыма и поспешила поскорее выйти наружу. Молодые драконы плохо отличали своих от чужих и немедленно нападали на всякого, кто имел неосторожность попасться им на глаза. Именно поэтому Соловей так охотно использовал их на тренировках и никогда не выставлял воротами в серьезных матчах.

Несмотря на мороз, команда Тибидохса тренировалась ежедневно. Соловей ни разу не говорил об этом вслух, но все равно все откуда-то знали, что в мае – июне спортивный комитет Магщества должен назначить дату матча-реванша «Тибидохс – невидимки». Хлопоча об этом, Сарданапал несколько раз летал на Лысую Гору.

Окончательного согласия Магщества на матч получено еще не было. Бессмертник, Тиштря и Графин Калиостров изобретали одну отговорку за другой. Но все же надежда оставалась. «Меди, хотел бы я знать, что они придумают, чтобы нам отказать? Мне кажется, я все предусмотрел. Им придется хорошо пораскинуть мозгами!» – не раз озабоченно говорил академик.

* * *

Садясь на контрабас и произнося «Торопыгус угорелус», Таня сообразила, что совсем забыла про обед. Когда она примчалась в Зал Двух Стихий, столы уже были накрыты. Молодцы из ларца, одинаковые с лица, давно расстелили скатерти и теперь с переброшенными через руку полотенцами, точно бойкие половые из придорожного трактира, услужливо замерли у преподавательского столика.

Готфрид Бульонский глодал огромный окорок, лихо расправляясь с ним с помощью кривого турецкого кинжала. Вилками-ложками он принципиально не пользовался, находя, что это недостаточно мужественно. Великая Зуби, отпивая из бокала красное вино, многообещающе поглядывала на своего воинственного супруга. Тарарах, хотя и более древний по годам, но уже несколько цивилизовавшийся, охотился с вилкой за ускользающими пельменями. Ванька, тайком наблюдавший за ним, посмеивался. Он сообразил, что, если охота и дальше будет происходить с той же результативностью, питекантроп встанет из-за стола голодным.