А вот русские сражались все вместе, ради единой цели – против самых безжалостных завоевателей. Красноармейцы воевали за свою Родину. И это был не пропагандистский лозунг, а суровая и вполне объективная реальность. Они умирали здесь сотнями, но все же продолжали атаковать!

Дитрих Шталльманн продолжал стрелять. До него не сразу дошло, что русские уже не наступают. Жалкие остатки их пехоты оставили передовую линию немецких траншей и откатились на исходные позиции.

– Feuerpause! – Огневая пауза!

– Яволь, герр гауптман!

В наступившей тишине слышались только стоны раненых на перепаханном снарядами и минами грязно-буром поле. Бедолаги, которых смерть немилосердно обошла, теперь мучились от ран и лютого мороза. Их тела коченели от ледяного дыхания сурового января и кровопотери. Люди умирали быстро.

Снег почти полностью растаял от взрывов и горячей человеческой крови. Целые ее ручьи текли по сырой земле и вязкими черно-бурыми лужами скапливались во все тех же воронках. И это не было преувеличением.

Везде, сколько хватало взгляда, только окровавленные коченеющие трупы. Och mein Gott! – О Боже! Что же за ад тут творится?!!

Вслед за первой последовало и еще несколько яростных атак. Русские уже шли в бой даже без поддержки танков. Их пехота перла на подготовленные позиции с упорством фанатиков. В этот раз солдаты гауптмана Шталльманна устояли, хоть и потеряли довольно много людей от ответного огня большевиков. Убитых и раненых вынесли из окопов санитарные команды. Погибших у пулеметов и орудий сменили другие солдаты.

Русские прорвались восточнее, на правом фланге. Оборонявший там позиции второй батальон Силезского полка был полностью смят и раздавлен. Войска Красной Армии сосредоточенным ударом взломали передовые укрепления Вермахта, но за сутки смогли пройти только четыре километра.

Jetzt ist alles aus! – Теперь все кончено! Ржевско-Вяземская «мясорубка» перемолола еще одну порцию пушечного мяса с обеих сторон…

Гвардии капитан Горелов, механик-водитель командирской «тридцатьчетверки» Степан Никифорович Стеценко выжили просто чудом. Когда над опушкой леса повисли две красные ракеты – сигнал к отступлению, в той роте, с которыми они наступали на немецкие позиции, осталось всего восемь человек. Все остальные остались лежать на этом проклятом поле – перед рядами немецких окопов, на втором рубеже обороны. На колючей проволоке, в залитых кровью воронках. От некоторых даже целых останков не осталось: только ошметки плоти и изорванные внутренности. Огневой налет немецких минометов прошелся косой смерти, а остальных добили пулеметы и винтовочные залпы из окопов. Многих красноармейцев пулеметные очереди гитлеровцев буквально перепиливали пополам…

Все поле перед немецкими окопами было усеяно телами наших солдат. Несмотря на мороз, снег местами стаял до земли от горячей человеческой крови, вытекающей из растерзанных безжалостным металлом и свинцом жил. Подтаявший снег местами так напитался кровью, что и сам стал розовым.

В немецких окопах тоже была «мясорубка». Разорванные плети колючей проволоки, поваленные рогатки разбитых противопехотных заграждений были залиты тевтонской кровью. В передовой траншее вповалку лежали тела немецких пехотинцев. Чуть дальше – развороченные позиции минометов. На бруствере валялся, задрав ствол кверху, пулемет MG-34.

Да, эта картина была далека от лозунга «В едином порыве могучим ударом!». Но такова цена стратегического просчета, и это – только начало.

Вернулись три танкиста тоже в никуда. От их танкового батальона осталось всего четыре машины. Из роты гвардии капитана Николая Горелова не уцелел ни один танк, ни один экипаж. Всех пожгли немецкие противотанковые пушки на подходах к укрепленным позициям.