Я и в него дал очередь: в спину ему, и прямо точно попал. Его сразу отбросило, он упал. Подъехали, метров двадцать от него остановились, я приказал всем достать оружие, приготовить снаряд осколочно-фугасный: вдруг немцы услышат оттуда? Могут и его спасать пойти, послать группу. А сам – взял автомат, пистолет у меня… выбегаю – он лежит. Смотрю – у него браслет и портфель к нему на цепочке привязанный. Серьёзная штука! Чтобы он, даже если ранят его, ничего не потерял. Ну, что мне делать? Ключ у него где – я не знаю. Я пистолет вытаскиваю, в одно из звеньев цепочки выстрелил, оторвал… Все документы у него вытащил, у офицера. Часы его… вот у меня они есть, могу вам их потом показать.

– Будет очень интересно, конечно!

– Я выяснил, как эти часы, кому давали: офицерам у немцев. Дальше, значит – пистолет, ремень снял с него. Хромовые сапоги – ну, это я не тронул. И пришёл к танку, доложил, что сделал. А мне механик-водитель: «Товарищ командир, можно я сапоги у него?» Я говорю: «Две минуты тебе могу дать стащить с него хромовые сапоги». Стащил. Значит, я говорю: «Ничего вы не заметили, пока я там возился с этим офицером?» – «Нет, ничего, никакого движения там».

Ну, мы потихоньку подъехали, хозяин этого хутора вышел, я говорю: «Где немцы?» – «Немцы ушли за речку, на той стороне, ушли». – «А там следующий хутор? А там их нет?» – «И там их нет».

Те самые часы немецкого офицера, ходят до сих пор, поменяли только пружину и ремешок

Ну, я сразу доложил, что всё чисто, ничего нет. «Возвращайся», – это мне командир батальона. Я приехал, командир корпуса стоял, командир бригады, командиры некоторые батальонов, разведчики. Я портфель этот отдал, сразу открыли они: «Ууу!»… А там карты, какие-то приказы. Командир корпуса говорит: «Ну, молодец». Я ему говорю: «Я, товарищ генерал, вот, часы снял…» – «Часы себе возьми».

Документы у меня его, я говорю: «Вот документы: обер-лейтенант. Я латышу сказал, чтобы они подошли и его похоронили, немца. И латыш сказал: „Хорошо, мы его похороним“». Ну, не знаю, как они там, сделали или нет. Но всё равно, я сказал. Что он будет там на виду разлагаться?… А часы я могу вам показать.

Солдаты часто снимали часы, конечно. Особенно часы! Ну, у них же бывало ещё там что-нибудь. Да, губные гармошки у них – это очень было распространено. Очень многие с собой носили: и солдаты их, и младшие командиры.

– Какое ещё оружие у вас было?

– Ну, оружие – пожалуйста, никому не запрещали. У меня в танке у каждого автомат был немецкий, ящиками патроны. Пожалуйста. И «парабеллум» у меня был. С оружием абсолютно никаких запретов не было.

– Как вы оцениваете немецкое и советское оружие?

– Наш «ППШ» сильнее, конечно. Хотя по калибру немного меньше. У нас 7,62, а у немцев автомат – 9. А пулемёты и винтовки или карабины у них 7,92 миллиметра были, тоже больше. И у японцев тоже калибр был в миллиметрах больше.

Ну, оружие, наше оружие, своё – мы и боеприпасы имели. «ТТ» работал у меня, во всяком случае. Были, конечно, осечки, ну, выстрел – перезарядил – и всё. Патронами снабжали. Но это уже практически к завершению война шла, уже снабжение было хорошее.

Хорошо нас одевали, по сезону. Все мы были одеты, у каждого в вещевом мешке три сухих пайка обязательно, кроме того, что его кормили с котла, был приказ – обязательно хоть два раза, но горячим обязательно солдат. Если можно – три. Ну, когда на отдыхе – и три раза кормили. Танкистов. У нас же свои были кухни, в каждом батальоне. В танке тоже три порции сухого пайка было в ящике…