Оба «артсамохода особой мощности» стояли на технической позиции под бетонным навесом. Техники в теплых комбинезонах облепили стальных исполинов, словно муравьи. К боевым машинам через штуцерные разъемы было подключено множество шлангов: с топливом, маслом, антифризом, сжатым воздухом. Змеились по припорошенному снегом бетону толстые электрокабели.

Над самоходками с раскрытыми верхними люками загрузки боекомплекта застыл массивный электромостовой кран. С его помощью опускались в бронированные рубки огромные, весом в четверть тонны снаряды. Внутри некоторых под защитным слоем свинца таились урановые заряды, готовые выплеснуть чудовищную мощь точно по формуле Эйнштейна. Той самой, которая увязывает отношение массы вещества с его энергией. Эти «консервы Апокалипсиса» прятались в полностью закрытые ложементы из свинца и толстой резины. Да и с обычными осколочно-фугасными боеприпасами мороки было не меньше из-за их размеров.

Наверху башнер осторожно принимал 85-миллиметровые снаряды к башенной пушке. В бою не всегда целесообразно использовать «главный калибр». И чтобы «не палить из атомной пушки по воробьям», предусмотрено дополнительное вооружение.

Механики-водители обеих «атомных самоходок» уже закрыли крыши моторно-трансмиссионного отделения весом полторы тонны каждая. Загерметизировали и законтрили многочисленные технологические люки в корме машин.

Александр Козырев поправил болтающийся за спиной танкошлем. Он был теплым, на овчине. И не только служил средством радиосвязи, но и неплохо защищал от холода и ветра. Зимний танковый комбинезон тоже был неплохо утеплен, а под ним – свитер из монгольской шерсти ленд-лизовских поставок. Комплект зимнего обмундирования дополняли еще и утепленные кожаные перчатки. На ногах – меховые унты.

А вот в танковых частях Вермахта и Ваффен-СС до конца 1945 года отсутствовали танкошлемы, хотя у летчиков Люфтваффе были удобные шлемофоны! А взамен немецкие танкисты получили тяжеленные стальные каски с наушниками, которые сразу же окрестили «Kochtopf» – «кастрюля».

Для русских зима была привычной, а вот для их противников снег значил верную погибель. И это со всей наглядностью доказал Сталинград.

К гвардии капитану подбежал старший механик-водитель самоходки Костя Калинин, приложил ладонь к танкошлему.

– Товарищ командир, все в полном порядке. Машина заправлена, двигатель и ходовая проверены, боекомплект загружен.

– Понял, ждем приказа.

Неторопливо, вразвалочку, подошел Есаул, как всегда, в черной каракулевой кубанке с красным верхом. Танкошлем болтался за спиной, пристегнутый за ворот комбинезона.

– Она у меня счастливая, – повторил он свою излюбленную фразу.

Командиры самоходных батарей пожали друг другу руки. Александр Козырев поправил ремешок планшета, висящего через плечо.

Не спеша подошел старшина первой самоходной батареи Александр Григорьевич Шумаев. Откозырял офицерам.

– Александр Иванович, я у начпрода выцыганил «сухпай» усиленный. Ребята уже погрузили коробки с консервами, сгущенкой и шоколадом. Еще вдобавок к этому – несколько суповых концентратов и вместо чая – кофе в термосах. Неизвестно же ведь, сколько вы на позициях пробудете.

– Спасибо большое, – Александр Козырев с чувством пожал крепкую руку, надежно держащую в кулаке все хозяйственные вопросы.

– Эх, Сашка! Вот у тебя старшина – просто находка! А у меня, одно слово – молдаванин… Сегодня утром нас всех чуть без пайка не оставил: «Я забыл… Я забыл…» Телок, мля!.. – посетовал гвардии капитан Есаулов. – Ну что, занимаем готовность номер один?