Дверцы лифта распахнулись на площадке моего шестого этажа, но выкатываться наружу я не стал, этажом выше раздавались громкие выкрики и ругань. Соседка, что ли, опять кого-то полоскает? Подождите, с кем она еще может ругаться, если не со мной? Немного обидно, я прям начал ревновать. Нажал на кнопку седьмого этажа.

Дверь была открыта, соседка – молодая симпатичная девушка, с растрепанной прической, в распахнутом халате, прикрывала открытый дверной проем своей спиной, в глубине квартиры плакал ребенок. На площадке стоял тщедушный паренек с длинными бабскими волосами и визгливым голосом кричал на мою соседку, та кричала в ответ, но глаза у неё были на мокром месте.

Они так увлеклись своими разборками, что даже не заметили моего появления на лестничной площадке. Выкатился из лифта, вытащил оба пакета.

– А ну, заткнулись оба! – громко крикнул я.

– Чего?! – раненым носорогом взревел тщедушный дрыщ и повернулся ко мне. – Ты кто такой?

– Варежку захлопни! – строго сказал я. – Еще раз вякнешь, дам в морду! – пригрозил я, вплотную подкатываясь к спорящей парочке.

– Да я…

Бумс! Короткий прямой удар в печень, и дрыщ, харкая горлом, стек по стенке.

– Что вы себе позволяете? – гневно выкрикнула соседка и бросилась утешать дрыща. – Валечка, Валюша, тебе больно?!

– Последний раз повторяю: оба заткнулись! – погрозив кулаком, повторил я. – А теперь рассказали, из-за чего вся ругань?

– Не ваше дело! – гонористо выкрикнула девушка. – Валите к себе домой и продолжайте мешать жить остальным!

– Заткнись! – одернул я соседку. – Ну а ты что скажешь, чего орешь здесь, как потерпевший? – обратился я к дрыщу. – Только давай без лирики, строго по делу!

– Она! Она! – парня аж затрясло от ненависти. – Она приханырила золото моей матери и не хочет отдавать. Вот!

– Что?! – теперь уже соседка ревела раненым бегемотом. – А ничего, что я эти сережки и кольцо еще месяц назад сдала в ломбард? Чем мне ребенка кормить? Твоего, между прочим, ребенка! Нам есть нечего, Сашеньке лекарства нужны, а ты деньги не приносишь.

– Принесу, все принесу, верни мне золотишко, и я все принесу, – дрыща трясло как в припадке, у него на губах выступила пена. – Отдай мне золото моей матери! – неожиданно выкрикнул парень.

Бумс! Еще один короткий удар, и дрыщ вновь сполз по стенке.

– Да что вы делаете? Перестаньте его бить, я сейчас полицию вызову! – соседка принялась вновь на меня кричать.

Ох, и заводная она девчонка, полы халата распахнулись, явив свету и моему жадному взору вид красивой женской груди, замечательной формы и внушительного размера.

– Вызывай! – громко крикнул я ей в ответ. – Давай вызывай полицию. Они как раз твоего Валюшу заберут в участок, а у него ломка начинается. Он ведь наркома, верно?

– Нет! – крикнула соседка, потом у неё, видать, нервы совсем сдали, и она, захлебываясь слезами, сползла на пол и принялась реветь, как белуга. – Не-е-ет!

Достал из внутреннего кармана бумажник, вытащил голубую двухтысячную купюру и протянул её дрыщу:

– А теперь свалил отсюда, и чтобы я тебя никогда не видел возле этой квартиры! – медленно, практически по слогам произнес я, смотря на худосочного наркомана таким взглядом, от которого обычно маленькие дети какали под себя. – Еще раз увижу, кишки на кулак намотаю! Понял?!

– Понял, понял, – трясущимися руками паренек схватил банкноту и припустил вниз по лестнице.

То, что я сделал дальше, потом никак не мог себе объяснить. Всякие душевные порывы и прочие сопли как-то мне не свойственны.

Я подхватил девушку с пола, она оказалась неожиданно легкой, как пушинка, и усадил к себе на колени. Потом принялся гладить по голове, шепча слова утешения. Поначалу соседка вяло сопротивлялась, но потом затихла и лишь тихонько всхлипывала.