– Конечно, не стоит. – Ларочкин голос раздался прямо в голове, и это тоже было правильно. – Зачем горевать, если я тебя люблю?

– Ну-с, милейший, рассказывайте, чего у вас тут случилось? – Аполлон Бенедиктович закурил, кое-как устроившись на шатком деревянном табурете, ножки которого под весом следователя угрожающе разъехались. Аполлон Бенедиктович давным-давно уже перестал обращать внимание на всякие мелочи, вроде поломанных стульев или грязных окон, единственное, что более-менее волновало его – сквозняки, от сквозняков у Аполлона Бенедиктовича начинались боли в пояснице, а они, в свою очередь, мешали думать и работать. Подумать: вроде и не старый – сорок лет, самая мужская сила, но кости по ночам ноют, мстят за лихие молодые годы, когда на голой земле спал да сеном укрывался, теперь и пуховая перина не спасает.

– А чего рассказывать, ваш благородие? – Перед высоким начальством Федор, местный жандарм, робел, поведение же этого господина с внешностью крестьянина и глазами Святого Петра – аккурат один в один, как на иконе в местной церквушке, куда Федор наведывался регулярно, не то, чтобы у жандарма грехов накопилось, просто принято так – ставило в тупик. Начальству надлежит гневаться, кричать, обзывать подчиненных непотребными словами, милостиво принимать подношения в виде жареных гусей и рябиновой настойки, и уезжать. А этот сидит, не орет, ногами не топает, разговаривает, как с равным, даром, что в чинах немалых.

– А все и рассказывай, да ты садись, садись.

– Как можно? – До глубины души поразился Федор, сидеть в присутствии высокого начальства не полагалось. – Ваш благородие?

– Садись. – Тверже повторил следователь. – И благородием величать не надо, чай, не генерал. Значит, волк у вас тут завелся?

– Волк! – Федор осторожно присел на краешек табурета – перечить начальству не пристало, сказано сесть, значится, выполнять нужно, а ну как Палевич разозлится, коли жандарм не сядет. – Истинная правда, волк!

– Ну, и давно завелся?

– Давно! Еще когда земли сии только-только к Российской короне перешли, – Федор примолк – тема-то запретная, но начальник молча кивнул.

– Вот, тут дальше поместье имеется, оно старое, и, как мне бабка сказывала, а ей – ее бабка, а ей…

– Я понял, – Аполлон Бенедиктович улыбнулся, его всегда забавляли «правдивые» местечковые легенды, более того, он коллекционировал истории. А что, одни портсигары собирают, другие книги, а он легенды, и коллекция его побогаче иных будет, поэтому слушал жандарма Палевич внимательно – пригодится история. Имелась у Аполлона Бенедиктовича одна тайная мечта – книжку издать…

– И свез он тогда Вайду в болота, да и бросил там, на смерть лютую, волкам на съеденье. Но не тронули сироту звери дикие, пожалели, так и жила Вайда в волчьем логове, а, как срок пришел – родила сына, да и померла. Ребенка же волчица молоком своим выкормила, и стал он волколаком. С тех пор и рыскает, ищет Камушевских, и только когда весь род, до последнего человека, истребит, будет ему облегчение – скинет волчью шкуру, человеком станет.

– Надо же, – подивился Аполлон Бенедиктович фантазии местного люда. – И что, много уже загрыз?

– Ну, Стаську, лесникову дочку – раз, Олега Камушевского – два, а еще минулым летом Янка в болотах пропал, знатный кузнец был, одно, что блаженный, все клад проклятый найти мечтал. И корову у мельника зарезали!

– А раньше, раньше были случаи нападения волка на людей?

– Когда раньше?

– Пять лет назад, десять, двадцать… Сколько оборотень живет?