В любом рассказе об американском ренессансе, как иногда называют период с 1870-х годов до Первой мировой войны, – эпохе, когда страна отошла от республиканской непритязательности и изоляции и вкусила все великолепие европейской культуры и искусства, – необходимо упомянуть о Вандербильтах.

Луис Очинклосс

Из заметок Шерлока Холмса

Я закурил свою старую вересковую трубку и встал, чтобы размять ноги. Я пытался связать мысли воедино, чтобы достучаться до мозга миллионера, который забит черт знает чем, как и у всех, кто занимается куплей-продажей.

В определенном смысле мне пришлось выйти на сцену, чтобы завладеть вниманием этого поразительно дремучего человека. На его фоне старина Уотсон сиял бы, подобно истинному Аристотелю.

– Мистер Вандербильт, меня приглашали расследовать дела разные люди, от скромных клерков до коронованных особ Европы. Каждый из них говорил о загадке или дилемме, которая заставляла их бояться за свое состояние, жизнь или собственное психическое здоровье. Обстоятельства, которые приводили их ко мне, всегда были странными, пугающими и противоречивыми. Во всех делах, во всех без исключения, причины происходивших событий коренились в прошлом моих клиентов. Я не читаю повести или драмы, но если бы меня спросили о лозунге, под которым я веду расследования, то это были бы слова, написанные Уильямом Шекспиром четыреста лет назад: «Все, что случилось с нами, лишь пролог»[22]. Не помню, в какой пьесе и какой персонаж их произносит, но и не важно. Чтобы помочь вам, мне нужно знать все о прошлом, вашем и ваших предков.

– Мой отец умер четыре года назад, а деда, Командора, нет с нами уже двенадцать лет.

– Можно обнаружить интересную деталь в любой саге о том, как человек, не имевший ничего, добился успеха. Полагаю, это случай Командора или же он родился в знатной семье?

Итак, я вызвался выслушать очередную сказку о том, как кто-то выбрался из грязи в князи. В этот раз все происходило в декорациях американской глубинки, которая в ходе рассказа превратилась в мировую силу.

Приветливый Уильям Киссэм Вандербильт, красивый мужчина лишь несколькими годами старше меня, взял еще одну гаванскую сигару и жестом пригласил вернуться в удобное кресло.

– Командор – это не официальный титул, как вы могли догадаться, – начал он. – Деда прозвали так, поскольку он владел множеством судоходных компаний, ну и, как я полагаю, любил отдавать приказы.

Магнат кивнул на черно-белый рисунок в широкой позолоченной рамке, которая затмила бы портрет, если бы не изображенный на нем худощавый старик с военной выправкой. В руках он держал шляпу и трость, одет был в сюртук, застегнутый на все пуговицы, с мягким воротником и галстуком, завязанным по моде середины, а то и первой половины века.

– Внушительный человек, насколько я вижу, мускулистый и атлетичный. В юности, видимо, был колонистом, как и ваш президент Эндрю Джексон, – заметил я.

Щеголеватый хозяин удивленно вытаращил глаза. Все же приятно время от времени встретить замену Уотсону.

– Ради всего святого, как вы узнали, мистер Холмс? В Англии мало осведомлены о моей родословной.

Я кивнул на рисунок:

– Все это я узнал, глядя на портрет вашего деда. Рост я определил по длине рук и размеру шляпы в пропорции к телу, поскольку мы видим его от коленей и выше. Он крепко держит трость, что дает повод предположить, что перед нами человек, который бывал у руля, у руля настоящего, а не метафоричного. Костяшки пальцев увеличены, это примета боксера или разнорабочего.

– Дед родился на ферме на Стейтен-Айленде.