– Отдохни! – Марк резко встает, прикладывает громадную ладонь к темечку, и мое сознание проваливается во мглу.

Будто дернули тумблер или нажали кнопочку «выкл».

Сон напоминает паутину: чем больше я пытаюсь вырваться, тем больше запутываюсь. Где-то вдалеке в темноте слышен голос Марка:

– С ней что-то не так…

Затем скрипит дверь, слышу шаги, снова скрип.

– Еще рано. Она не выдержит, придется подождать. Да я и так делаю все, что могу…

Паутина колышется, больно впивается в кожу.

– Хорошо, но за все последствия будете вы отвечать!

Тьма вдруг расступается, и голос Марка разлетается эхом: ать… ать… ать…

Я выпрыгиваю из сна. «Муж» теребит меня за плечо:

– Просыпайся, нужно поесть.

Фокусирую на нем взгляд и вижу лохматые снежинки в его синих глазах.

– Марк, опять! Твои радужки мерцают…

Он моргает и быстро уходит на кухню.

– Вставай, а то все остынет, – бросает из коридора.

Выхожу из комнаты, справляясь с головокружением. Проходя мимо комода, замечаю фотографию незнакомца. Хватаю ее и направляюсь на кухню.

– Кто это? – тычу «мужу» в лицо.

– Ты мне скажи, – Марк сидит за столом, закинув ногу на ногу, вальяжно растянув руки по спинке мягкого уголка.

– Но я не помню.

– Как не помнишь меня, смерть родителей и многое другое… Садись есть! – его голос резкий.

Прохожу вперед, но замираю возле табуретки.

– Ты меня обманываешь, я чувствую.

– Расскажи, – Вольный занижает голос, глядя из-под ресниц. Глаза такие мрачные, что мне становится страшно. Сажусь.

– Сон снился, словно ты сговорился с кем-то.

Кажется, «мужа» передергивает.

– И что я говорил в твоем сне?

– Что со мной что-то не так, – его брови ползут вверх, глаза округляются.

– Что еще?

– Что ты не будешь отвечать…

– Твою ж мать! – он вскакивает и отходит к окну. – Я чувствовал, что все идет не так, как надо! Тварь!

Его слова секут колючей плетью, я не понимаю, что происходит. Сжимаю в пальцах фотку. Марк вдруг оборачивается. Мне хочется встать и убежать.

– Ты не мой муж? Правда ведь?

– О чем ты, Медди? – фальшивая напускная улыбка. Будто и не он секунду назад яростно кричал в воздух.

– О том, что «Медди» меня называл только один человек, и он сделал мне больно. О том, что я ненавижу эту погремуху!

– Ладно, остынь. Ты просто устала. Вероятно, у тебя не просто амнезия, а какая-то проблема психики после случившегося. Завтра утром поедем к Вере Васильевне.

– Не хочу. Мне правда нужна. Я вижу это в твоих глазах, каждый раз, когда ты смотришь на меня. Твой взгляд горит каким-то странным белым огнем.

Мужчина сжимая кулаки, снова отворачивается.

– Ты бредишь.

– Как хорошо списать все на болезнь, – бросаю на стол карточку и замираю от нахлынувшего потока мыслей.

– Вика, ты сейчас переволновалась, – Марк идет ко мне. Я настораживаюсь. Собираюсь выйти из кухни, но он успевает меня задержать, и силой усаживает на мягкий уголок. Садится напротив и не выпускает моих рук из жарких ладоней. Смотрю на наши кольца, буквы, которые выбиты на них, сияют. Я всматриваюсь. Поднимаю глаза, Вольный что-то шепчет.

– Что ты делаешь? Ты видишь это? Что с кольцами?

– Боже, Вики, не пугай меня. Я не переживу, если с тобой что-то случится, – он говорит это, а между словами кисельной рекой течет его шепот.

Пытаюсь одернуть руки, но не могу пошевелиться.

– Марк, отпусти меня, – тяну изо всех сил пальцы до хруста в косточках.

А он все шепчет и шепчет. Глаза его заливает глубокой синевой, в которой порхают белые мотыльки. Меня выгибает. Я подлетаю вверх, а затем с головой лечу вниз – в обрыв. Зажмуриваю глаза и, от резкого толчка, открываю их.